«Вечно взрослые друг на друга кивают, когда отказать надо», – думал Бандура, отталкиваясь от земли.
«Тем более случится, если одеваться не по погоде».
Андрей, уже верхом в седле, опираясь о землю одной ногой, удивленно вскинул брови:
«Зачем кофту теплую надел? Вспотеешь, и… воспаление легких. Тебе отец ее на выпуск привез, а не на велосипеде гонять. Не напасешься на тебя кофт».
«Да, ладно тебе, деда, – отмахнулся Андрей, набирая скорость.
«Не ладно, – крикнул дед уже вдогонку. – Не ладно! И, это, сдачу не забудь привезти!»
«Опять двадцать пять… заладил…»
«Не забуду».
Поддавшись внезапному импульсу, Андрей правой рукой полез в карман. Левая осталась на руле, управляя велосипедом. – «Черт», – пробормотал он через мгновение, когда пальцы нащупали плотную сложенную напополам бумажку. Выудив ее из кармана, Бандура в недоумении вытаращил глаза, потому что держал в руке серо-синюю купюру с изображением увенчанной звездой кремлевской башни с известными всему Союзу часами и серпасто-молоткастым гербом СССР в левом верхнем углу. Вычурная цифра «пять», продублированная на языках всех пятнадцати союзных республик, в первую очередь свидетельствовала о том, что дед облажался, сослепу выдав внуку целое состояние, пятерку вместо троячки.
– Вау! – завопил Бандура, настолько потрясенный неожиданной удачей, что позабыл и о Бонифацком, и о Поришайло, и о том, что события разворачиваются не наяву. Ни пятерок, ни троячек больше нет, как нет и самого СССР, обеспечивавшего свои казначейские билеты всем своим достоянием. Да и само это достояние давно разворовано очутившимися в правильных местах товарищами. За охватившим его волнением осталась за кадром и теплая шерстяная куртка с «Микки-Маусом», которая перестала давить грудь и теперь, похоже, была как раз по размеру, и собственные руки, с которых, под воздействием какого-то невидимого, но чрезвычайно действенного эпилятора, исчез волосяной покров.
Пребывая в эйфории, Андрей вылетел на площадь, географический, политический и культурный центр Дубечков. Собственно, площадь, которая естественно, носила имя Ленина, на самом деле была обширным пустырем, разрезанным на две неравные половины изобилующей колдобинами узкой дорогой. Несколько коротких, зато заасфальтированных пешеходных дорожек, отпочковываясь от автомобильной дороги, вели к главным центрам притяжения Дубечков, унылым одноэтажным коробкам, занятым сельсоветом, почтовым отделением и лавкой потребкооперации. Эти дорожки, вместе с протоптанными несознательным населением тропинками, с птичьего полета слегка напоминали британский флаг. Архитектурный ансамбль венчало бронзовое изваяние Владимира Ильича, клонированное в советскую эпоху бесчисленными мастерскими в неимоверных количествах, и встречавшееся, одно время, буквально повсюду, где только ступала нога партийного функционера районного масштаба. К монументу, изображающему Вождя Мирового Пролетариата, вела короткая как аппендикс липовая аллея, с тремя скамейками, исписанными непристойными выражениями. За спиной Ильича начиналось тщательно заминированное коровами футбольное поле. На дальнем краю поля, утопая по крышу во фруктовом саду, виднелся барак дубечанской средней школы, серый и унылый, как вся отечественная общеобразовательная система. К школе примыкала библиотека, где работала его мама. После магазина райпотребсоюза, числившегося за номером один в намеченном Андреем маршруте, он, конечно же, собирался заскочить туда. Просто, чтобы увидеть ее.