И еще сказал Овида, что Книва теперь – воин. И на руку Книвы показал. Увидел Книва, что на коже его воинский знак наколот. И узнал, что это Ахвизра собственноручно знак наколол, и стал теперь Ахвизра Книве вроде отца или брата старшего. Будет учить его бою, как раньше Агилмунд учил. И еще – языку тайному, знакам особым и всему, что настоящий воин знать должен. А Ахвизра рядом сидел, кивал и усмехался.
И хорошо стало Книве оттого, что он – воин. И что Ахвизра больше убить его не хочет. И оттого, что теперь точно его Одохар в дружину возьмет. А потом вспомнил Книва Нидаду, Ахвизрова брата, и снова опечалился и заплакал. Но опять не смеялся никто, а Овида после сказал: не зазорно воину от печали нестерпимой плакать. Или от радости. Хорошо это и богам приятно. Ибо эти слезы – совсем не те, что от боли, обиды или страха текут. Вот и Ахвизра нередко от печали бороду слезами мочил. И кивал Ахвизра, соглашаясь.
И вспомнил еще кое-что Книва и спросил: что ему с квеманскими головами, в прежних битвах добытыми, делать? Тех, что прежнему Книве принадлежали?
Овида задумался, а потом засмеялся и сказал: выкинуть их – и все дела. Не отыщут более Книву мстительные квеманские духи. А отыщут – пусть на себя пеняют. Ибо воин теперь Книва, и покровители у него – не квеманским чета.
А голов воин Книва еще немало добудет, потому что славный герой выйдет из Книвы. Это сам Одохар сказал, и все с Одохаром согласны.
И понял Книва, что такое настоящее счастье.
Глава двадцать вторая Алексей Коршунов. Зуб Алзиса
Дернула нелегкая Коршунова Свинку на променад вывести. Честно говоря, его совесть мучила. Из-за Насти. Хоть и не было у них ничего. Но Коршунов вполне отдавал себе отчет: не потому не было, что женат он, а потому что не срослось. Пока. Но срастется непременно. Потому что никуда им друг от друга не деться. Потому что Судьба. Потому что хоть и чужая женщина, а все равно. И наплевать, что чужая. И наплевать, что будет, потому что голова кругом идет, едва к ней прикоснешься. То есть – влюбился, как школьник. Нет, покруче. Потому что школьник – он легко влюбляется, а матерый мужик вроде Коршунова – ох тяжко. Таких, как он, купидонова стрела навылет бьет. Намертво.
Но совесть все равно мучила. Рагнасвинта, девочка юная, прилепилась к нему тоже всерьез. И первый он у нее. И законный. Хоть и случайно вышло, да малышке откуда знать, что случайно? Нехорошо это: свое счастье на чужой беде строить. Тем более что и счастья может не быть. Настя – не его женщина. И черта с два ее этот чертов кабан Стайна отдаст! Пристрелить его, что ли?