Начало зимы в подмосковье выдалось холодное. С низко нависшего неба сыпал мелкий густой снег, мели настоящие азиатские метели, когда в двух шагах ничего не было видно. В домах топили печи, и синие дымы тут же сметало с труб злым ветром.
Никита любил слушать треск и шипение дров в печи. В доме было газовое отопление, но печку оставили, а потом еще сделали камин. Живой огонь придавал жизни особый, неповторимый уют. Бабушка любила свечи, и Нина Львовна привезла из московской квартиры пару старинных бронзовых канделябров.
Никита с Валерией ждали гостей. По такому случаю бабушка с утра ходила в папильотках,[65] а Нина Львовна, несмотря на нехватку времени, успела сбегать в парикмахерскую и сделать укладку.
Валерия сшила к этому дню темно-красное платье из панбархата, и была великолепна. Никита боялся смотреть на нее, боялся своего счастья, которое казалось таким непостижимым и огромным, что совершенно перевернуло всю его жизнь. В его душу закрался предательский страх, что он может лишиться этого.
Он никогда и ничего не боялся, и только любовь к Валерии показала ему, что страх существует и что заставить его исчезнуть и не отравлять такой прекрасный и волнующий день, очень трудно, или даже невозможно. А что, если все любящие и счастливые люди чувствуют себя точно так же? Он просто никогда не испытывал подобного, не задумывался над ним, и никого не спрашивал, как это бывает. Он вообще не подозревал, что такое может произойти именно с ним. Он прятал свою несбыточную мечту так далеко на дне сознания, что сам забыл о ней. Вернее, не смел надеяться. Теперь он понял главный секрет жизни: если у тебя есть силы желать и хотеть самого прекрасного, то желание непременно осуществится.
Он с детства мечтал, что будет ходить, несмотря на приговор врачей. И это осуществилось. Не так быстро, но зато во всей полноте.
Он с юности мечтал о поэтической и возвышенной любви, полной великих слов и великой страсти, разгорающейся с каждым поцелуем, словно колдовской ритуальный костер. И он получил эту любовь, оказавшуюся несравненно более яркой и непредсказуемой, чем самые смелые юношеские мечты. Она взяла его в свой жаркий плен всего целиком, со всеми его вселенными, в которых он блуждал один, и сделала его спокойно текущую кровь жгучей, сумасшедше-безрассудной, кипящей, как вулкан.
Это новое, ни на что не похожее ощущение, затмило все предыдущие. Оно просто не шло с ними ни в какое сравнение. Если быть честным до конца, то вся его жизнь до Валерии, была словно блеклый осенний день, однообразно-свинцовый, моросящий мелким непрерывным дождем. Теперь же все, что происходило с ним, – завтрак в саду, вечер, проведенный у камина за нескончаемыми разговорами, работа, покупки, каждый вздох, – приобрело совершенно иные качества: яркость, наполненность, волнение и какую-то необъяснимую радость. Костер из мирры! – так сказала бы его бабушка, великая выдумщица, научившая его смотреть на мир, как на таинственный и необыкновенный подарок, достойный только избранных.