– Семен, – вполголоса окликнул Егор.
Соратник по походу не пошевелился, как лежал пластом, так и остался. Тихо лежал, без храпа, без звуков, будто и не дышал даже.
– Семен! – придушенно рявкнул Княженцев.
Без толку.
Рассердясь, Георгий перегнулся через провал меж полками, принялся расталкивать спящего.
– Семен… да Семен же, твою маму!..
И добился-таки своего. Семен зашевелился, завозил ногами по матрацу, повернулся и отворил наконец пустынные глаза.
– Семен, проснись! Подъем скоро.
В мутных глазах мелькнул какой-то сигнал, пропал, вернулся, задержался…
– Ааа?.. – вырвался сиплый звук из полуоткрытого рта.
– Хвост на! – передразнил Георгий, но беззлобно. – Проснулся?
Лежащий моргнул и действительно проснулся.
– Доброе утро… – просипел он пересохшим горлом.
– Доброе, – согласился Георгий. – Слушай-ка, у тебя, кажется, спички имелись?
Семен облизнул губы, кашлянул.
– Спички? – переспросил нормальным голосом. – Да, есть, а что, тебе нужны?
– Нужны.
– Зачем? – вроде бы удивился Семен.
– Ну вот, зачем!.. Москву поджечь, как Наполеон, – замысловато сострил Княженцев, но тут же сказал спокойно: – В зубах какая-то зараза застряла, мешает. Выковырнуть надо.
– А, – сразу понял Семен. – Это пожалуйста.
– Спасибо. Мне одну всего…
Семен спрятал спички, откинулся на полку и мгновенно провалился в свое персональное небытие.
Егор еще полежал немного, а потом все-таки встать пришлось – природа потребовала, никуда не денешься. Точнее, та часть природы, что именуется мочевым пузырём. Егор легко спрыгнул с полки, натянул кроссовки и проследовал в конец вагона, мотаясь вместе с ним, хватаясь за поручни на перегородках. Когда же, справив нужду, пошел назад, еще издалека увидел, что Аркадий не спит, обувается, сидя на своей лежанке.
– Привет, – вполголоса поздоровался Егор, подойдя.
– Здорово, – бодро отозвался Кауфман. – Как спалось?
– Отлично, в поезде мне почему-то всегда спится хорошо.
Аркадий встал, притопнул сперва левой ногой, потом правой.
– Н-да, – сказал он. – Нет бы старые надеть, разношенные. До сорока лет дожил, а ума не нажил…
У Георгия брови взлетели чуть ли не на самые волосы:
– До скольки… Постой, тебе, что, сороковник?!
– Ну, прибавил малость, – сознался Аркадий. – Тридцать восемь.
Княженцев все равно не мог оправиться от изумления.
– Ну тем не менее… Даешь, брат! Я-то думал, ты нам с Пашкой ровесник, – тридцать два, тридцать три…
Удивление Егора выразилось еще и в том, что он заговорил в полный голос, и от этого восстал с верхней полки Семен – причем поразительно легко: сел, жутко зевнул и тут же спрыгнул вниз.