Платформа взлетела над порогами, и малыши, расправившись с шоколадом, в восторге завизжали. Им нравилось летать, и они не испытывали страха перед высотой. Цепкие пятипалые лапки с коготками, гибкое тельце, изрядная сила и врожденный дар ориентироваться – все было приспособлено к жизни в горах, к лазанью по камням и скалам. Их физиология полностью гармонировала со средой обитания.
– Нужно опуститься, – сказал Шекспир, когда они преодолели пороги.
– Почему?
Запустив пальцы в мех на затылке, Шекспир почесался и объявил:
– Дальше идем, не летим. Мы всегда идем к пещере с водопадом. Это знак почтения.
– Знак почтения, – эхом откликнулся Моцарт.
Платформа приземлилась на широкой и довольно ровной каменной плите. Доктор Миллер сошла с нее, присела, разминая ноги, вытерла испарину со лба. Шекспир держался рядом, ухватившись за рукав комбинезона, Моцарт резво поскакал к тропе, что шла вдоль высохшего русла. Вероятно, взятый им темп не соответствовал почтению к святыне, и Шекспир окликнул торопыгу:
– Ты, убежавший вперед! Вернись!
Моцарт вернулся, пристроился к Большой Белой с другой стороны. Они очутились посреди исчезнувшего потока, под обжигающими лучами светил; путь, проложенный рекой в скалах, сиял и переливался перед ними мириадом красных, зеленых и желтых огней.
Доктор Миллер была в сомнении – ей не хотелось покидать транспортное средство почти в сорока километрах от лагеря. На платформе находился довольно объемистый груз – тяжелый контейнер с приборами, в рюкзаке лежали пищевые капсулы, тубы с водой и соком и кое-какое снаряжение, а контрольная панель позволяла связаться с базой или вызвать из лагеря роботов. С другой стороны, в этих горах ей ничего не грозило, ни хищные звери, ни ядовитые гады, ни извержения вулканов. «В конце концов, – подумала она, – можно оставить маяк у этой пещеры с водопадом и вернуться к ней в любое время». Эта мысль ее успокоила; раскрыв контейнер, она достала обруч с голокамерой и плоский диск маяка, рассовала по карманам тубы с шоколадом и водой, потом спросила:
– Идти далеко?
– Близко, – сообщил Моцарт и, втянув губы трубкой, просвистел нечто ободряющее. – Большая Белая не устанет.
Вдохнув обжигающий воздух, Нора Миллер двинулась к тропе. Галька скрипела и шелестела под ее ногами.
За поворотом долины перед ними открылся просторный карниз, висевший метрах в пятнадцати над высохшей рекой. Тропа поднималась к нему зигзагом, и, преодолев ее, Миллер увидела площадку в обрамлении коричневых и серых скал, между которыми зияло отверстие грота. Он был высоким и широким, но слишком мелким, чтобы именоваться пещерой, – солнечные лучи свободно скользили по задней стене, высвечивая каждый выступ, каждую трещинку в камне. И, разумеется, никакого водопада здесь не было.