Барьер, однако, был преодолим. Он глубоко втянул воздух, проклял свое любопытство и прикоснулся к стволу.
Текли мгновения, но ничего, казалось бы, не изменилось. Солнце по-прежнему грело его обнаженные плечи и спину, гулявший над равниной ветерок путался в волосах и шелестел листвой, а где-то вверху носился и пищал неугомонный Брокат: «Нашелл!.. нашелл!..» Потом веки Дарта отяжелели, ветер стих, и солнечный свет сделался не резким и пронзительным, а по-весеннему мягким. Теперь он был не обнажен по пояс, а одет: старая куртка зеленоватой шерсти, такие же штаны, потертые ботфорты и берет с неким подобием облезлого пера; к ним – шпага в ножнах и кожаная портупея. Что-то покачивалось и поскрипывало под ягодицами, и он вдруг осознал, что находится в седле, и конь его, неторопливо ступая, шествует к воротам гостиницы. Старый конь, мерин желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками, единственное четвероногое достояние их обедневшего семейства… Конь, шпага, пятнадцать экю и советы – все, что он получил от отца… Нет, не все! Было еще и письмо! Драгоценное письмо, которое похитили или сейчас похитят… вот этот черноусый ублюдок, что глядит на него из гостиничного окна… пялится и ухмыляется… С чего бы?
Он приосанился, одной рукой коснулся рукояти шпаги, другую вытянул в оскорбительном жесте, сделав «козьи рожки», и закричал:
– Эй, сударь! Вы! Да, вы, который прячется за этим ставнем! Соблаговолите объяснить, над чем вы смеетесь, и мы посмеемся вместе!
Но незнакомец не ответил, лишь метнул в его сторону насмешливый взгляд, и это было словно удар молота, сваливший его с лошади. Он упал на колени, на что-то мягкое, влажное – наверное, в грязь – и почувствовал руку на своем плече. Рука была цепкой, настойчивой, как и зудевший в ушах голос. Его трясли и звали, раз за разом повторяя странные слова; ему мнилось, что вроде бы этот язык должен быть понятен, но он его не понимал.
Внезапно сказанное обрело содержание и смысл.
– Очнись! – звала его Нерис. – Очнись, глупец! Ты, обиженный Элейхо! Зачем ты прикоснулся к дереву?
– Это было любопытно, моя прекрасная госпожа, – пробормотал Дарт, поднимаясь с колен, – очень любопытно… Я видел… да, я видел картины своей юности… старую одежду, отцовскую шпагу – она потом сломалась… город, в который я въехал на древней кляче, и мерзавца, укравшего письмо… Как его звали, дьявол? И что говорилось в том похищенном письме?..
Но Нерис не слушала его, била кулачками в грудь, кричала:
– Нельзя подходить к дереву, когда с ним беседует шира! Нельзя его касаться! Это опасно! Твой дух улетит к предкам, и ты превратишься в безмозглую тварь! Ты мог потерять разум! Ты…