Балата!
Теперь он понимал, что это значит.
Время, когда в искусственном мире, где нет огнедышащих гор и не бывает катастроф, внезапно сверкают молнии и разверзается земля; время, когда находят склад Детей Элейхо с древними бесценными вещами, пережившими своих творцов; время, когда забывают о мире и справедливости, когда начинаются споры и дележ сокровищ, когда сверкает оружие и здравый смысл уступает силе.
Недоброе время, жестокое!
Время войны.
* * *
Утром они отправились в дорогу, проглотив по капсуле из пищевого контейнера. Большой необходимости в этом не было – поблизости рос виноград и кустарник с крупными плодами, такими же, как росли у лагуны на острове Вау. Но Нерис не захотела к ним прикоснуться, заявив, что вкус их ей неприятен. По ее словам, на другом берегу, в землях рами, имелось изобилие плодов, кореньев и ягод, но пересечь поток они не рисковали – из-за чудовищ, таившихся в реке. На это стоило решиться лишь тогда, когда они догонят флот даннитов с их огромными плотами, пугавшими подводных тварей.
Левиафан, чуть заметно подрагивая и не нуждаясь в руководстве, плыл вдоль лесистых берегов; Дарт и Нерис болтали, Брокат дремал, устроившись на мешке. Сон являлся обычным состоянием крохотного вампирчика, если не считать полуденного времени, когда спадала тяжесть – в этот период он взлетал, требовал, чтобы его отправили в поиск, и, не получив задания, кувыркался в теплом воздухе. Ел он на удивление немного для летающего существа, единожды за три-четыре цикла, и крови Дарта для этих трапез вполне хватало.
С берега налетели мотыльки – может быть, те самые, что кружились над их биваком прошлой ночью. Сейчас тела и крылья насекомых не светились, только сверкали хрусталем маленькие головки – кажется, всю их поверхность занимал круглый фасеточный глаз. Нерис прикрыла глаза, раскинула руки, что-то негромко замурлыкала, потом запела, и рой мотыльков начал кружиться между ее ладонями, то ускоряя, то замедляя вращение в такт мелодии. Пела она на незнакомом Дарту языке, видимо – на рами, и он опять подумал, что это наречие стоит изучить.
Но заниматься этим не хотелось. Привалившись к теплому борту левиафана, он смотрел, как двигаются ее губы и как, покоряясь тихим протяжным звукам, танцуют в воздухе мотыльки. Губы Нерис были пунцовыми, яркими, приоткрывавшими ровный строй жемчужных зубов и влажно-розовый язычок, – пленительное зрелище! Пожалуй, пялиться столь откровенно на благородную даму было занятием не очень вежливым, но веки ее оставались полуопущенными, и Дарт мог любоваться без помех. Он отметил, что ее золотистая нежная кожа сделалась ровной и гладкой – никаких следов и шрамов от бича тиан.