В месяц хойяк Хапи постепенно убывал, а в тиби воды спадали, обнажая землю, покрытую темным плодородным илом. В этот период снимали финики и оливки, в садах расцветали фруктовые деревья, а землепашцы устремлялись на поля, вскапывая их и засеивая пшеницей.
Мехир являлся знамением сезона Всходов, лучшего, самого приятного времени в долине Хапи. Вода убыла, луга и пашни одеты свежей зеленью, всюду появляются цветы, нарциссы и фиалки, жара спадает, и кажется, что пришел май – как где-нибудь в средней полосе России. Следующие месяцы, фаменот и фармути – самые холодные; с наступлением фаменота над речными берегами разливается аромат гранатовых деревьев, цветущих во второй раз, землепашцы сеют лен, ячмень, фасоль и овощи; фаменот – начало местной весны, когда вся страна зеленеет всходами пшеницы.
В месяц фармути дни прохладны, воздух живителен и свеж, грудь дышит легко, а глаз радуется, любуясь свежей листвой. Хапи торжественно катит волны к морю Уадж-ур, Великой Зелени, а на речных берегах кивают верхушками пальмы, трепещут под северным ветром кроны каштанов, орешника и сикомор, тянутся вверх колосья пшеницы и плети виноградников, а в садах наливаются сладким соком плоды граната. В фармути и наступающем за ним пахоне начинают убирать урожай пшеницы, а также фруктов и овощей.
Пайни – начало засухи и жары; зной достигает апогея в месяцы эпифи и месори, и это тяжкое время – и для людей, и для животных, и для растений. В этот период звезда Сопдет, будто устрашившись зноя, исчезает с ночных небес, почва пересыхает и трескается, река мелеет и сужается, воды едва покрывают дно каналов и водохранилищ, стены домов, дворцов и храмов, сложенные из камня или кирпича, раскаляются так, что к ним не приложишь руку. В эти месяцы трудно странствовать, воевать и строить, но землю не оставишь без забот: все, что выросло, должно быть убрано, пересчитано и свезено в житницы.
А затем, знаменуя конец жары и засухи, приходит месяц тот, и все начинается снова…
Семен наблюдал за этими переменами в пятый раз, и были они для него уже привычны. Жизнь его вошла в определенное русло и как бы разделилась на два потока, явный и тайный, текущие один подле другого, не смешиваясь, не пересекаясь и не испытывая тех приливов и отливов, каким подвержен Хапи. Это было похоже на день и ночь, которые сосуществуют рядом, в двух различных измерениях, причем по воле своей он мог мгновенно переходить из одного в другое и возвращаться обратно. В дневном измерении он был вельможей и господином, удостоенным титула Друга Царя, звучавшего слегка двусмысленно – что, впрочем, Меруити не смущало. Еще он был первым из царских ваятелей, строителем храма Хатор, главой над тысячами работников; еще – хозяином мастерской и школы с семьюдесятью учениками и помощниками; были у него усадьба в Уасете, жилища в других городах, поместья под Нехеном и в земле Гошен; как полагалось, были телохранители, писцы и слуги, носители табуретов и опахал.