Реальность – объект – существо.
Существо – живое мыслящее существо EQ разумное существо.
Разумное существо – человек – личность – конкретная личность.
Конкретная личность – Сергей Невлюдов.
Сергей Невлюдов – ID конкретной личности.
Я использовал код ID, обозначающий идентификатор, то есть любую совокупность символов, которой именуют файл, программу, математическую величину. Если мой марсианин выучил русский, если Он знаком со словами «реальность», «объект», «существо», если Он способен работать в Сети (в чем я не сомневался, памятуя об экспроприации Джека) – словом, если Он не глуп, как и положено пришельцу, то разберется с идентификатором.
Он разобрался. Затруднения были совсем в другом.
Живое существо – концепция непонятна.
Человек – концепция непонятна.
Личность – концепция непонятна.
Пояснить непонятные концепции.
Наступила пауза, словно синекожий Константин размышлял, чем бы еще меня удивить, или предавался ностальгическим воспоминаниям о звезде Антарес. Потом посыпалось снова:
Существо – абонент, посылающий сообщение на терминал bi@nvl.spb.ru.
Существо EQ разумный объект EQ мыслящий объект.
Мыслящее существо – одно.
Сергей Невлюдов – теплый сгусток – константа 309.6.
Теплых сгустков – много.
Все теплые сгустки – человек?
Все теплые сгустки – личность?
Все теплые сгустки – Сергей Невлюдов?
Итак, Он объявил себя разумным и мыслящим, однако концепция жизни была ему непонятна! Минуту я боролся с искушением отделаться классическим ответом: человек – двуногое без перьев, жизнь – форма существования белковых тел, а я, Сергей Невлюдов, и есть такое двуногое тело массой в семьдесят три килограмма: сверху – кепка и волосы, снизу – ботинки. Но азбучные истины тут не годились. Хотя бы потому, что Он считал себя единственным разумным существом в космических окрестностях Земли, а я был только «теплый сгусток»! Константа 309,6, что бы это ни означало!
Я сидел, уставившись в экран и чувствуя, как от виска к подбородку сползает теплый потный ручеек. Начался снегопад; белые пушистые мухи кружили за моим окном, метались в порывах февральского ветра, танцевали, подпрыгивали, падали и уносились во тьму, накрывшую город черной холодной лапой. В небе и на земле – ни проблеска света, ни звезд, ни луны… Тишина… Только в пластмассовом корпусе Тришки шуршат вентиляторы, и в унисон с ними Белладонна тянет бесконечную кошачью песенку – мрр… мрр… мрр… Окно – темный провал с призрачными пятнами снежинок, а дверь – такой же провал, только без пятен; и мнится, что ведет он в космический мрак, в пустоту, где у такого же экрана сидит двухголовый Константин и чешет двумя хоботами в макушках… Это зрелище было таким явственным, таким реальным, что я не сразу очнулся, когда в коридоре вспыхнул свет. Не просто вспыхнул: лампа над кухонной дверью то ослепительно разгоралась, то пригасала, и остывающая нить парила в воздухе тонкой багровой гусеницей. Одновременно я разобрал какие-то звуки – гул, в котором смешались человеческие голоса, отрывки мелодий, шелест шин на мокром асфальте, автомобильные гудки, рев прибоя и что-то еще; эта какофония была негромкой, но все слагающие ее шумы менялись и плыли в такт мигающей лампочке.