А это значит пять намазов в день и никакого секса с иноверцами… С намазами, правда, я мог ошибаться – слишком уж гладкими были ее коленки.
Тут вошел Симагин с большой миской, из которой торчали три ложки, и цепь моих дум прервалась.
– Салат «хризантема»! – торжественно объявил Алик, опустив миску на стол.
Бянус тут же отведал, сморщился и пробормотал:
– Отцвели уж давно хризантемы в саду… Какой сыр сюда намешан, изверг?
– Какой нашелся в холодильнике. Камамбер… А может, рокфор.
– То-то чую, тухлятинкой попахивает!
Мы выпили, а затем Бянус вывалил себе на тарелку половину салата и принялся за еду. Хоть телом он тощ и жилист, но отличается изрядной прожорливостью; пища перерабатывалась в нем в энергию по формуле «е» равно «эм-це-квадрат», и ни капли поименованной «эм» не прибавляло ему жирка. А вот Алик, несмотря на внушительные габариты, ел неторопливо, со вкусом, будто не самопальную мешанину поглощал, а фрикасе из лягушачьих лапок или омара под соусом шофруа. Отправив в рот очередную ложку, он подмигнул мне, покосился на Бянуса и произнес: – Эй, доцент, а как там поживает наша Верочка? К лицу ли ей фата? И колечки, надеюсь, уже куплены? Сашка, прекратив жевать, застыл с недоуменно раскрытым ртом. – Это какая Верочка, майор? Какие такие колечки? – Обручальные, – уточнил Алик. – А Верочка – с психологического. С факультета то есть. Твоя последняя пассия. – Уже нет. Вот этот гнусный хмырь, – Бянус ткнул в меня ложкой, – разрушил наше счастье. Видишь ли, майор, любовь, особенно с женщиной-психологом, нуждается в уединении, мягком ложе и чистых простынях. А где я их возьму, если друг не дает ни ключа от квартиры, ни простынок?… Пришлось сменить Верочку на Галочку. У той родители в отъезде, так что с простынками и ложем нет проблем. – И что же Верочка? Сашка поник головой над салатом. – Страдает… корит меня за измену… просто прохода не дает… Очень темпераментная девушка! Страстная – даром что психолог! Клянется, что будь иные времена, она бы вырвала мне сердце и съела его на рыночной площади.
Я чуть не поперхнулся, а Симагин, приподняв бровь, молвил:
– Круто, доцент! Очень круто! Тянет на четвертной без амнистии! Сама придумала или как?
– Или как. Шекспира надо почитывать, майор.
Мы выпили по второй, и Алик глубокомысленно заметил:
– Мог бы и остепениться на Верочке-психологичке. Женщины с таким темпераментом – большая редкость. Были б тебе простынки, ложе и Шекспир, все вместе и на самом законном основании.
– Я еще слишком юн и не созрел для брачных уз, – признался Сашка, доедая салат и поглядывая то на Симагина, то на меня. – Народ, конечно, вправе ждать от нас подвига, но я не рвусь в первопроходцы. Есть среди нас и другие герои, более достойные.