Когда я принялась отвязывать лошадь, мне вдруг в голову пришла замечательная идея. Вдоволь наездившись на неоседланной лошади, мне уже больше не хотелось испытывать столь сомнительного удовольствия. К тому же если учесть, что теперь седло находилось прямо у меня в руках, и было бы глупо не применить его для собственного же удобства. Я водрузила седло на спину моей лошадки, но закрепить его мне так и не удалось, ремень подпруги был порван. По крайней мере, сначала я подумала, что он порван. Однако края в том месте, где подпруга порвалась, были совершенно ровными, как будто подрезанными.
Да, дорогие читатели, теперь вы можете понять мое тогдашнее состояние, когда перед моим взором открылась страшная тайна. Смерть Федора Долинского – не несчастный случай, а намеренное, прекрасно спланированное убийство. Волк в низине, подрезанная подпруга – все это сходилось один к одному, словно маленькие стеклярусы, складывающиеся в жуткую картинку придуманной кем-то, дьявольски настроенным, мозаики.
Оставалось непонятным только одно: откуда убийца знал, что Федор Степанович поедет именно по этой тропинке. К тому же я вовсе не была уверена, что намеченной жертвой был именно Долинский-старший. В голове моей все перемешалось.
Лошадка моя как-то дернулась и тихонько заржала. Я быстро взобралась на нее, прихватив с собой перерезанное седло, и, стукнув животное в мягкий живот, поскакала назад, к усадьбе.
Думать ни о чем не хотелось, но настойчивые, словно прилипчивые мухи, мысли все равно продолжали лезть в мою разгоряченную голову. Перед моими глазами всплывали картины виденных мною ссор Долинского-старшего и его племянника, затем странные обращенные ко мне слова Федора Степановича о том, чтобы позаботиться о Соне. Значит, он предчувствовал свою скорую гибель. Но откуда он мог это знать? Может быть, он знал, что кто-то желает его смерти, а он не способен был даже защитить себя. А если убийца всегда был рядом с ним, если это был его племянник? Но ведь Федор Степанович сам сказал мне, что Алексей вовсе ни при чем в его неудачах. Чем больше я думала обо всем этом, тем страшнее мне становилось.
Подозревать Алексея Долинского я никак не могла, ведь доказательств у меня не было. Да, они ссорились, но в каждой семье бывают ссоры, однако из-за них родственники не убивают друг друга. К тому же я собственными глазами видела, как плакал Алексей, узнав о смерти дяди.
Такие мысли проносились в моем мозгу, пока я добиралась до усадьбы Долинских. В доме было тихо, окно горело только в гостевой, да и то свет был тусклым. Я спешилась, тихо отвела лошадь обратно в конюшню и, спрятав рваное седло в ворохе соломы, поспешила в свою комнату.