Возвращаюсь в купе. И с некоторым изумлением смотрю на свое пятнадцатое место, на котором уже разостлана постель, а поверх лежит, как была, в свитере и жуткой мешковатой юбке, эта неприятная тетка, заслонившись своим Коэльо, как щитом.
Мужчина («милый мой бухгалтер»), который сидит напротив, поднимается:
– Извините, мое место тринадцатое, я уступил его этой даме, но… Может быть, вы займете другую полку? Вас не затруднит?
Ему явно неудобно, этому деликатному человеку с таким приятным, мягким голосом. Итак, он отдал свою нижнюю полку этой мужиковатой толстой особе, чтобы той не пришлось со своими девяноста или более килограммами карабкаться на верхнюю, а она поставила его в неловкое положение, устроившись на моем месте. И лежит с таким видом, словно ее оскорбляет сам факт моего присутствия в купе!
Ситуация клиническая. Есть люди, которые обожают самые незначительные бытовые ситуации превращать в повод для третьей мировой войны. Я не принадлежу к их числу.
Я просто улыбаюсь дяденьке, говорю: «Спасибо» – а интересно, та тетка его хоть поблагодарила?! – и сажусь рядом с ним на тринадцатую полку. Теперь как бы мою. Мне тоже хочется лечь, очень хочется, но я решаю подождать, пока не придет проводница и не проверит билеты. А вот и она!
– Билетики, пожалуйста, и денежки за постельку.
Лежащая тетка соблаговолила сесть. Мы все поочереди отдаем проводнице деньги и билеты.
– Вы местами поменялись? – спрашивает она.
Тетка и усом не ведет. Кстати, это не метафора. У нее и в самом деле отчетливо видны крохотные жесткие усики над верхней губой. Говорят, современная эпиляция творит чудеса, но эта особа явно не из тех, кто старается скрыть свои недостатки. Такое ощущение, что она их даже подчеркивает!
– Да, поменялись, – бормочет «милый мой бухгалтер». – Так получилось. Дамы внизу, я наверху.
Проводница кивает, возвращает ему билет. Теперь настала очередь той особы.
– Вы, значит, во Владимире выходите? – говорит проводница, глядя на билет. – Ой, такой дорогой билет, а ехать всего три часа, у нас в плацкартном есть места…
Ее сочувственные интонации, похоже, оскорбляют толстуху. Она надменно вздергивает брови и говорит грубым голосом:
– У меня был очень тяжелый день, надо отдохнуть как следует.
Интонация однозначна: «Не твое дело!»
Проводница краснеет.
– А вы билетик перепутали, Ярушкина, – говорит она, протягивая мне желтый листок. – Обратный мне дали. Опять нашим поездом поедете, да? И снова в девятом вагоне, надо же.
Ничего нет особенного в том, что она называет мою фамилию. Да и сама фамилия не бог весть как ужасна. Но кажется, что к моему лбу приложили раскаленное клеймо. Меня сотрясает приступ дрожи. Черт знает, в каком состоянии я нахожусь, но мне даже мерещится, что содрогнулись и мои соседи. Оба уставились на меня с новым приступом интереса. Их лица почему-то озадачены.