– Это не тетя Валя, это она собралась, – опередил Валентину Максим. – Я ее тоже спросил: зачем в такую холодрыгу окна мыть? А она говорит, что ты ее попросил.
– Что еще за она? – нахмурился Долохов. – Кстати, Валя, а где… – Он многозначительно кашлянул. – Вы ее к себе, что ли, увели? А зачем?
– Ты про эту кудлатую, в серых клешах спрашиваешь? – спросил Максим, и у Валентины просто-таки упало сердце: у привезенной ночью женщины и в самом деле были серые расклешенные брюки, ну а спутанные волосы вполне можно было назвать кудлатыми. Неужели это ее выпустил Максим из квартиры?! – Ну и девочку ты себе завел! Заполошная какая-то.
«Ничего себе, девочка! – мысленно фыркнула Валентина. – Да она небось моя ровесница! Вот мужики, у них глаза разнофокусные, что ли? Тот пожарник меня бабкой обозвал, этот придурок мою ровесницу девочкой считает. Где логика вообще?!»
Но на всякий случай она стащила с плеч серый оренбургский платок. Уже жарко! Хватит греться под этой рухлядью. Как женщина одета, столько ей и лет, старая истина. Укутаешься в платок – ты бабушка. Нацепишь клеш – ну просто девочка!
Учтем на будущее.
– А ты каким образом с ней познакомился? – спросил Долохов, напряженно глядя на Максима.
Тот вздохнул:
– Нечаянно. Я тебе кое-что раздобыл.
– Раздобыл? А что именно? Давай скорей!
– Погоди, – нерешительно пробормотал Максим, выбираясь наконец-то из-под стола. – Сейчас все расскажу. Ну вот, значит, раздобыл я эту штуку. Звонил, звонил, мобильник отключен, тут у тебя никто трубку не брал, даже автоответчик не врубался.
Долохов, ни слова не говоря, подошел к телефону и нажал на какую-то клавишу. Вспыхнул красный огонечек, означающий, как было известно Валентине, что включился автоответчик.
– Вот видишь, – вредным голосом сказал Максим, – был бы он с самого начала включен, ничего бы ужасного не произошло.
– Да неужели? – хмыкнул Долохов. – Ладно, давай лапшу мне на уши не вешай. Рассказывай, что дальше было.
– В конце концов я понял, что не могу дозвониться, подумал, что это как раз такой экстренный случай, для которого ты мне ключ дал запасной, – и решил тебе сам эту штуку отвезти. А то мне на поминки надо, я и так уже опаздываю.
«Еще одни поминки!» – с тоской подумала Вален-тина.
– Ну так вот, – мямлил Максим, исподтишка поглядывая на лицо Долохова, которое постепенно принимало угрюмое выражение. – Пришел, открыл своим ключом, смотрю, вон тут сидит она – в этих своих клешах. Привет, говорю, ты что тут делаешь, Долохова ждешь, что ли? Она глазками морг-морг, потом говорит: ну да. А это что, спрашиваю, глядя вот на эту кучу барахла, – Максим указал на газеты и тазик с водой. – А это, говорит она, меня Долохов попросил окошки помыть. Какой дурак, говорю, в такую холодрыгу окна моет? Она отвечает: никто, кроме Долохова. Ну ладно, думаю, какая мне разница? А когда он будет, Долохов, спрашиваю. Да не знаю, отвечает она, может, к вечеру. А ты его дождешься? Видимо, да, говорит она. Тогда вот что, говорю я: возьми этот конверт и передай ему. И скажи, что это очень важно. Поняла? А чего тут не понять, отвечает она, только ты конвертик лучше положи вон туда, а я пока начну окна мыть. Я положил конверт на стол и говорю: ну, я почапал, у меня дела. А она мне: желаю успеха! Выхожу в прихожую, открываю дверь, и тут она подскакивает: нет, говорит, не буду я окна мыть, и правда холодрыга, и вообще мне домой пора. А конверт твой на столе лежит, Долохов его возьмет. Я подумал: и в самом деле, ну куда он денется, конверт? А я спешил… – падающим голосом закончил Максим, не без испуга вглядываясь в лицо Долохова.