На это Алёна сказала, что рекомендациям доктора Литвиненко она с некоторых пор предпочитает не верить, а что касается памяти – то неужели в самом деле Олег хочет забыть ее и не вспоминать?
Он растерялся… А потом сказал, что не хочет ее забывать, а хочет… ее. Вот так вот. Правда, Алёне очень ловко удалось сыграть на его чувстве вины. Все-таки из-за него она столько ужасов натерпелась! Поэтому она сейчас не готова к возобновлению прежних отношений.
А когда будет готова?
Неизвестно. Может быть, потом. Если вообще будет…
А впрочем, почему нет? Потом, позже, когда уляжется память об этих жутких событиях. Ей-богу, Нарцисс вполне достоин заменить в постели шалой писательницы бесподобного психолога Алекса! Тот когда-то спас ей жизнь – так ведь и этот спас. Он закрыл ее собой от выстрела доктора Литвиненко. Он же не знал, что «стеклянный» пистолет стреляет не пулями, а всего лишь ампулами со снотворным!
Да, такая самоотверженность достойна награды.
Но не сейчас.
Потом.
Потом, когда она переведет дух после этих безумных приключений, когда закончит роман про Федру и Иго… то есть про Ипполита, конечно. Когда съездит в Париж по приглашению хорошей девочки Марины и, может быть, заглянет мимоходом в Афины – проведать сердешного друга Алекса, ну, или вообще попутешествует… Кажется, у нее теперь будут деньги. Простилкин поклялся, что не собирается менять свое завещание, согласно которому ей принадлежит третья часть содержимого банковского сейфа. Алёна попыталась было воззвать к остаткам его разума, а он серьезно сказал, что она заслужила не только эти деньги, но и гораздо большие – за свои романы, в которых серьезно и методично изничтожала Чупа-чупса и Глеба Чужанина. Их Простилкин ненавидел лютой ненавистью… как и большая часть населения нашей, так сказать, необъятной родины.
Ну и ну… Вот так пишешь-пишешь и не знаешь, какие сюрпризы ждут тебя за каждой буковкой, сорвавшейся с твоего пера… в смысле, отщелканной твоим многострадальным компом!
Что ж, если Простилкин так хочет, Алёна не станет отказываться. В конце концов, как она только что подумала, всякий труд должен быть оплачен!
А может быть, Капа переупрямит Костю. Что-то не было у нее на личике особенного восторга от перспективы поделить двести пятьдесят тысяч баксов на троих… Хотя, в принципе, господь велел делиться!
Алёна пересекла трамвайные пути и вошла в дверь «Барбариса».
– Жанна Сергеевна у себя?
– Да, только она пока занята. Вы посидите немножко вон на том диванчике, хорошо?
Хорошо. Алёна села, покосившись на сцену. Пусто-пусто… Танцоры не репетируют. Музыка не играет, их нет.