Алена молча кивнула. Уж кто-кто, а она могла бы о «раздвоении» Галиной личности порассказать массу интересных подробностей. Да зачем? Иван все уже для себя решил. К тому же Аленины рассказы его отнюдь не переубедят, а только добавят камушков в чашу с надписью «contra». Поэтому лучше промолчать.
Между тем они дошли уже до проспекта Ленина, и Алена начала приглядываться к стоящим на обочине машинам. Такси среди них не было. Ну ладно, махнет сейчас какому-нибудь частнику…
– Спасибо, что проводили, – повернулась она к Ивану. – Но повторяю: обещать, что поговорю с Галей, не могу. Извините, вы уж как-нибудь сами свои отношения с ней улаживайте.
– Наверное, вы правы, – кивнул он. – Да ладно, переживем. О, мне звонят – видимо, у нас вызов. Счастливо оставаться!
И он заспешил обратно, приложив к уху мобильник.
Алена вгляделась в сумеречные дали. Нет, зеленых огоньков не видно. Может, на обычной маршрутке поехать? Или все же частника взять?
В эту минуту одна из машин, притулившихся у обочины – темно-серая, прогонистая, красивая, – тронулась с места и подвернула к Алене. Открылась дверца, шофер в берете перегнулся через сиденье, высунулся:
– Подвезти или как?
– Мне в верхнюю часть, – сказала Алена. – Далеко.
– Так ведь я не пешком, – хмыкнул шофер. – Машинка довезет. Она хорошая, послушная.
Машинка и впрямь была хорошая – «Опель». Как так вышло, что в своей жизни Алена еще ни разу на «Опеле» не ездила?..
– А до Ижорской – сколько?
– Ну… – с сомнением посмотрел на нее шофер. – Двести – это вам как?
– Переживаемо, – усмехнулась Алена, вспоминая одного водителя джипа, который за путь раз в десять короче, чем тот, который предстояло проехать сейчас, взял с нее в два с половиной раза больше.
– Садитесь, поехали. – Шофер открыл заднюю дверцу, и Алена села на серый новый велюр.
Тронулись.
Алена, скрывая улыбку, посмотрела на черный берет с хвостиком, обтянувший голову водителя. Такие береты раньше носили художники и фотографы, а потом позатолкали их в сундуки или повыбрасывали на свалку. Аленин знакомый, художник Леший, иногда носит такой протертый до дыр берет в своей мастерской зимой, когда начинает зябнуть. Ох и бабник этот Леший, что-то страшное! Ни одной юбки мимо не пропустит. Разумеется, он не единожды подкатывался и к Алене, но у нее было такое ощущение, что постель с Лешим будет чем-то вроде инцеста – слишком давно она его знала и слишком дорожила его дружбой.
Внезапно «Опель», медлительно выруливавший от обочины, снова вильнул туда. Дверца рядом с Аленой распахнулась, какой-то человек проворно сел – буквально прыгнул! – на сиденье, резко отодвинув ее в другой угол.