Впрочем, судя по его виду, он обессилен припадком и очухается еще очень не скоро. Итак, нажать на кнопочку…
А на какую?
Алена в сомнении смотрела на пульт. Очень уж много всего здесь нагорожено! Поди знай, на что нажимать. Попробовала одну кнопку, другую… Дверца не шелохнулась. Вроде бы что-то должно щелкнуть, а не щелкает… Как ей вообще удалось запереть дверь?!
Ну, с перепугу что только не удастся даже такой технологической кретинке, какой всегда считала себя Алена!
«Взгляд обольстительной кретинки светился, как ацетилен», – пробормотала она.
А кстати, откуда это? Игорь Северянин, что ли? Или Брюсов? И как там дальше? И что было раньше?
Скользили мы путем трамвайным:
Я – керосин со службы нес,
Ее – с усердьем чрезвычайным
Сопровождал, как тигр, матрос…
Вплоть до колен текли ботинки,
Являли икры вид полен,
Взгляд обольстительной кретинки
Светился, как ацетилен.
Когда мы очутились рядом,
Какой-то дерзкий господин
Обжег ее столь жарким взглядом,
Что чуть не сжег мой керосин.
И я, предчувствием взволнован,
В ее глазах прочел ответ,
Что он – давно деклассирован
И что ему – пощады нет.
И мы прошли по рвам и льдинам,
Она – туда, а я – сюда…
Я знал, что с этим господином
Не встречусь больше никогда.
Никакой это не Северянин и никакой не Брюсов. Это Александр Блок, любимый поэт юности! Все-таки уникальная память у писательницы Дмитриевой – все, что касается стихов, даже сто лет не читанных и давным-давно, казалось бы, забытых, вспыхивает в голове моментально, словно разгорается костерок, который казался давно угасшим. А вот насчет кнопочек на пульте – это ей слабо, слабо, слабо, слабо!
Она растерянно обернулась – и перехватила взгляд незнакомого мужчины. Он сидел за рулем стоявшего неподалеку темно-зеленого джипа, опустив стекло, и с превеликим любопытством таращился на Алену матово-черными глазами.
Писательница наша нахмурилась. Обстоятельства ее жизни в последние годы складывались так, что ничего доброго от черных глаз она не ждала, поэтому старалась держаться от них подальше. Алена отвернулась и в растерянности уставилась на «Мазду», за рулем которой по-прежнему сидел неподвижный, поникший Алексей.
А он часом не в обмороке?! Вид у него какой-то такой… помертвелый…
Ну как же открыть эту несчастную машину?!
– Извините, – послышался сзади мягкий голос. – Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Алена снова обернулась. Ну да, с ней заговорил тот самый черноглазый мужчина. Нет, слава Богу, на другого, разбившего Алене сердце, измучившего ее почти до смерти, заставившего понять наконец, что это за штука такая – роковая, неодолимая любовь, но так и не полюбившего ее, он, к счастью, совершенно не похож. Гораздо старше – явно за сорок, резкое лицо, угрюмое выражение, жесткие черные волосы, углом нависающие надо лбом, брови сведены к переносице, рот недобрый, твердый, бледный… Все не то, все не так, с Игорем никакого сходства, ну и слава Богу.