Не знала…
Эмма вздрогнула, услышав за спиной звон гитары. Обернулась. Арман, стоя около проигрывателя, держал в руках коробку от диска.
Длинное вступление, мучительный перебор струн, и вот обозначилась мелодия, а потом зазвучала песня:
Bésame, bésame mucho,
Como si fuera esta noche la ultima vez.
Bésame, bésame mucho,
Que tengo miedo perderte,
Perderte otra vez.
Целуй, целуй меня крепче,
Словно этот вечер – наш последний вечер.
Целуй, целуй меня крепче,
Я так боюсь потерять тебя,
Так боюсь, что не будет больше встречи! —
пропел Арман, слегка фальшивя, но хрипловатый голос его звучал так страстно, так самозабвенно, что у Эммы слезы выступили на глазах.
Quiero tenerte muy
Cerca, mirarme en tus
Ojos, verte junto a mi,
Piensa que tal vez
Maсana yo ya estarй
Lejos, muy lejos de ti, —
звенели гитары.
Эмма резко вздохнула, но не сделала ни единой попытки вырваться, когда Арман подошел к ней и обнял. Его губы скользнули по ее шее, его руки потянули с плеч куртку, потом забрались под свитерок. Он медленно раздевал Эмму, а музыка звучала и звучала, и Арман напевал своим приглушенным, мучительным голосом:
Я хочу, чтобы ты была рядом,
Я хочу отражаться в твоих глазах,
Я хочу, чтобы ты была рядом,
Ведь завтра, быть может,
Я буду уже далеко,
Так далеко от тебя!
Сам он не стал раздеваться, только джинсы расстегнул. Пока Арман двигался, и задыхался, и стонал, и молил ее, и проклинал, Эмма лежала неподвижно, вдыхая запах табака и какого-то горьковатого парфюма, исходивший от его свитера, слушая музыку, широко раскрытыми глазами глядя на смеющееся, счастливое женское лицо на фотографиях, украшавших стену.
Целуй, целуй меня крепче,
Словно этот вечер – наш последний вечер.
Целуй, целуй меня крепче,
Я так боюсь потерять тебя,
Так боюсь, что не будет больше встречи —
Не будет никогда!
Лицо этой женщины… блеск сжигавшей ее страсти… ее улыбка… Что в ней? Любовь? Ложь? Солнце? Туман? Губы этой женщины припухли от поцелуев, волосы разметал не ветер – их разметала рука ее любовника. Да вот она, эта загорелая рука с тяжелым металлическим браслетом часов на тонком запястье, вот она обхватила женщину за плечи… Это все, что осталось от него на фотографиях, и не понять, кто он, где он, что с ним… с кем он теперь и с кем она?
Вдруг у Эммы перехватило дыхание. Тело Армана стало невыносимо горячим, он обжигал ее и снаружи, и изнутри.
«Нет, нет, это насилие, я подчинилась насилию, шантажу, я не должна, я не могу!» – пыталась твердить она себе, но подчинялась уже не шантажу и не насилию, подчинялась наслаждению, которое накатывало на нее медленно, ритмично, неуклонно, волна за волной, волна за волной… Цунами!