– Сашенька! Сашенька! – твердила она, ловя ртом воздух. – Я уж думала, он тебя убил!
– Диво, что не убил, – пробормотал другой голос, и Александра, покосившись, увидела… носителя злейшего бронхита Соловьева – того самого, жена которого буквально час назад жаловалась на невыносимые условия в больнице, куда она, Александра, положила мужа. То есть ни в какой больнице Соловьев в данный момент не лежал, а стоял на дорожке в позе победителя, установив одну ногу на скорченное тело, а в руках задумчиво вертел короткую черную дубинку.
– Как это он вам этой штуковиной голову не пробил, а, Александра Егоровна? – спросил Соловьев с живейшим интересом, не испытывая, похоже, ни тени смущения из-за нарушенного постельного режима. – Крепкая у вас, должно быть, головушка! Этим кирпич можно расколоть, если хорошо вдарить!
– Кажется, я поскользнулась – он и промахнулся, – пробормотала Александра, слабо пошевеливая плечом и морщась от боли. – Но вот плечо… не сломано ли?
– Плечо – это чепуха, заживет! – авторитетно заявил Соловьев. – Главное, что по башке не попал. А вот ты, Михайловна, не промахнулась. Не иначе пробила мужику черепушку своим поленом! Точно тебе говорю.
– Господи, помилуй! Господи, спаси! – начала звенеть браслетами Агния Михайловна. – О чем ты говоришь, Ванечка? Какое еще полено?
– Что значит – какое? – безмерно удивился Соловьев. – Вот это, березовое!
Он подобрал валявшуюся на обочине деревяшку и повертел ею перед лицом Агнии Михайловны, которая брезгливо отшатнулась.
– Неужели не помнишь, как выдернула коряжку из поленницы и тюкнула бедолагу по головушке?!
– Не помню, – слабо покачала головой Агния Михайловна, сдвигая платок с лица. – Как за Сашенькой побежала – помню. Потом вижу, за ней идет мужчина, вижу – ударил он ее, навалился сверху… А дальше ничего не помню. Кричала я вроде бы…
– Громко кричишь, Михайловна, – одобрительно сказал Соловьев. – И бегаешь быстро. И это очень хорошо, потому что я уж совсем было примерился на этого разбойника свою авоську обрушить, а тут как раз ты подоспела со своим поленом. Полену-то ничего, а вот моей авоське худо пришлось бы…
Александра повела глазами. На снегу валялась коричневая матерчатая сумка, из которой торчали горлышки пивных бутылок.
Она устало покачала головой. Ох, Соловьев, Соловьев! А как же бронхит?!
Соловьев проследил за ее взглядом – и резко поскучнел, наверное, тоже вспомнив о своем бронхите и озаботившись состоянием здоровья.
– Ну, я пошел, что ли? – сказал хрипло, поднимая сумку и делая некую попытку спрятать ее за спину. – До свиданьица!