Князь и княгиня вежливо согласились, что всех мерить на один аршин негоже, вот взять хотя бы графиню де Лоран, которая столько сил положила в госпитале: там до сих пор добром вспоминают матушку Жиз…
– О, как вы добры, как бесконечно добры! – перебила маркиза д’Антраге, и в ее выразительных глазах проблеснули слезы. – Так, значит, я могу сказать моей кузине, что вы принимаете ее приглашение быть на балу в честь именин Фабьена?
Измайловы откровенно опешили. Маркиза, почуяв замешательство, тут же перешла в наступление:
– Я прошу вас… умоляю не отказать, поддержать нас всех! Предавшись всею душою России, мы хотим снять с себя позорное клеймо пособничества – пусть невольного! – нашему общему врагу. Прошу вас быть на балу во имя милосердия, во имя исполнения клятвы Марии, наконец!
– Клятвы Марии? – вскинула брови Елизавета. – О чем вы?
– Однажды ваша дочь дала мне слово исполнить всякую мою просьбу. Это было давно, более двадцати лет назад, но ни разу я не напоминала о том обещании… напоминаю только сейчас!
Она умоляюще сложила руки, обжигая княгиню взором.
Елизавета невольно потупилась. Как ни много рассказывала ей дочь о жизни во Франции, в этих откровениях оставалось еще много темного, неясного. Непросто даже и матери разобраться в отношениях Марии с мужем – их можно было бы определить как любовь-ненависть; неохотно упоминала дочь и о своей дружбе с каким-то красавцем венгром – их объединяла сперва страсть, потом смерть… еще была какая-то сестра венгра, вспоминая о которой Мария всегда бледнела, словно видела страшный призрак. Потом еще какой-то Вайян, и Жако, и «тетушка» Строилова [55] – нет, понять тут ничего невозможно! Кто знает, чем была некогда Мария обязана этой загадочной маркизе, какую клятву могла ей дать!
– Будь по-вашему, – сказала Елизавета, устремляя взор своих холодноватых серых глаз в пылающие очи мадам д’Антраге. – Мы примем приглашение!
Если князь и хотел поспорить с женою, то не успел: маркиза набросилась на них с такими бурными изъявлениями благодарности, так заговорила, заболтала, так ловко перевела беседу в иное русло, поведав о своем намерении скоро, уже скоро быть в Лондоне, увидеть Марию, что Измайловы думали теперь уже только о дочери и о том, какие слова привета передаст ей от них маркиза и как будет рада Мария.
Ангелина тоже участвовала в общем разговоре, тоже радовалась, тоже чувствовала облегчение, что не придется наносить тяжкую обиду мадам Жизель и Фабьену, однако ее не оставляло ощущение, что маркиза д’Антраге достаточно ловко обвела их всех вокруг пальца… а зачем ей это понадобилось – бог весть.