Он резко мотнул головой.
Пожалуй, молчание несколько затянулась. Пора уж дать поговорить другу «макарушке».
– Ну ладно, – сказал, спокойно глядя в помертвевшие глаза шефа. – На посошок один последний вопрос. Чтобы сэкономить мне время.
– Я не знаю, – чуть слышно пробормотал шеф, – клянусь, я не знаю, кто заказывал…
Самурай взглянул на него чуть ли не с восхищением. Ну надо же! Прав он был насчет закалки. Это ж Зоя Космодемьянская, это ж сущий руководитель «Молодой гвардии» Олег Кошевой, а не главарь киллеров! Одной ногой в могиле стоит, а все выгораживает своего прямого и непосредственного заказчика. Вот она, старая гвардия! Ручная работа, теперь таких людей не делают… гвозди бы делать из этих людей… Но если по правде, имя заказчика Самурая не особенно интересовало. Ему требовалось совсем другое. А потому, поднимая пистолет, он спросил о том, ради чего, собственно, пришел сюда:
– Как настоящая фамилия Македонского?
Лёле стало жарко. Но тьма внизу колыхнулась, сгустилась в подобие маленькой человеческой фигурки.
Тот жуткий мохнатец, которого Лёля заперла в комнате? Нет, это нормальный человек, только маленький.
Ребенок, что ли?
Мысль сначала показалась дикой: здесь, в этом странном, пугающем месте, – ребенок? Откуда бы ему взяться?
Лёля боязливо ступила на порог, замерла, но маленькая ручка вцепилась в пальцы, потянула:
– Скорее, ну! Если дверь открыта слишком долго, на пульт проходит сигнал тревоги. Ты что, хочешь, чтобы тебя сцапали?
Лёля зашевелилась. Дверь закрылась.
В холле было куда темнее, чем на улице, Лёля напряженно всматривалась в светлое пятнышко маленького лица:
– Ты кто?
– А ты?
– Лёля.
Хихиканье:
– Ляля? Какое смешное имя!
Впервые она радостно рассмеялась в ответ – да ведь и правда смешно!
– Нет, не Ляля. И не Люля. Меня зовут Ольга, но мама с папой называют Лёлей. Я уже привыкла.
– Мама с папой? – В тоненьком голоске зазвучал неподдельный интерес. – Ладно врать! Откуда у тебя мама?
– Привет! – растерялась Лёля. – У всех есть мамы. Откуда, по-твоему, мы все взялись? Нас мамы родили.
– Ну, это понятно, – по-взрослому вздернулись и опустились маленькие плечики. – Это все знают. Но ведь потом мамы уходят в рай, ты разве не знала?
Утихший было озноб возобновился с новой силой.
– Как это? – выдавила Лёля. – Почему это – уходят?
– Не знаю, – опять дрогнули плечики. – Так всегда бывает. Папина мама ушла в рай, и доктора, и Асана, и Любкина, и Юлина, и всех, кого я знаю. Почему же, интересно, твоя мама не ушла?
В этой речи звучало смешение несуразной наивности и недетской серьезности. Лёле стало разом и страшно, и стыдно. Она присела на корточки, пытаясь разглядеть ребенка.