«Небось у них тут подсобное хозяйство имеется, – угрюмо подумала Лёля. – Или в деревне продукты закупают? Ну, хоть какое-то местным людям подспорье».
На столике больше не было бутылочки с хлористым кальцием. То ли надобность отпала, то ли наблюдатели заметили Лёлины манипуляции с лекарством и решили зря не переводить добро.
Лёля прикрыла остатки завтрака салфеткой и стала смотреть в «окно». Роль его исполнял огромный телевизионный экран, вмонтированный в стену. На экране сменялись пейзажи всех стран мира под тихую, неназойливую музыкальную классику.
Так она и провела «день» до «вечера». Однообразное течение времени было дважды нарушено появлением невысокого, худенького и бледненького парня со скучным лицом, который сменил остатки завтрака на обед, а остатки обеда – на ужин. В первый раз Лёля проигнорировала появление «тюремщика», ибо с минуты на минуту ждала появления какого-нибудь вышестоящего лица, доктора на худой конец, который объяснил бы ей, за каким все-таки чертом ее сюда привезли. Но к «вечеру» одиночество и неизвестность настолько ее доконали, что она встретила тощего «тюремщика» с ужином пулеметной очередью вопросов и требований, выраженных, к сожалению, в истерической форме.
Он, впрочем, ни криков ее, ни всхлипываний, ни настойчивых требований как бы и не слышал: вкатил один столик, выкатил другой – и был таков.
«Ночью» Лёля металась по кровати, то плача, то пытаясь успокоиться, замирая от каждого действительного или мнимого шороха, напряженно ожидая появления Олеси. Но девочка не пришла. Либо что-то ей помешало, либо… Либо общение с узницей показалось странному ребенку скучным. Об этом Лёля старалась не думать: ведь Олеся была ее единственной надеждой. Но, может быть, девочка просто отсыпалась за прошлую ночь?
Лёля решила пока смириться с непреодолимыми обстоятельствами и тоже заснула, хотя и с некоторым трудом.
Следующий день был похож на предыдущий как две капли воды, с той лишь разницей, что в ванной на трубе сохло выстиранное бельишко, а джинсы и футболка вернулись в шкаф. Кроссовки досыхали. Тощий официант-тюремщик Лёлю в упор не видел, картины природы медленно плыли за «окном», и Лёле вдруг показалось, будто ее увозят куда-то далеко-далеко, в неведомые страны, и если она когда-нибудь все-таки выйдет из этого дома, то не найдет за оградой ни пруда, ни деревни, ни изгиба далекой реки: пейзаж волшебным образом изменится, хотя дом, и парк, и ограда останутся на прежнем месте. Но интересно, что в данный момент окажется за оградой парка и куда в таком случае будет бежать речка через ту приснопамятную трубу? Наверное, непосредственно в море-океан, или в озеро какое-нибудь экзотическое, или, может быть, в пески Сахары?