Звягинцев посмотрел на нас всех. Словно спрашивая себя, можно ли нам доверять. А потом наконец сказал:
— У нас, ребята, не только смерть наших товарищей. И не только это дело. У нас все гораздо хуже. Среди нас оказался сука, который выдает все наши действия.
Вот на этот раз мы не выдержали. Загалдели, зашумели, закричали все разом. А потом так же разом успокоились, глядя друг на друга. Мерзкое это чувство, подлое. Подозревать самых близких товарищей, которые твою спину прикрывают, когда ты на бандитов идешь. Мы сидели и смотрели друг на друга. И мне почему-то казалось, что больше всего смотрят на меня. Но, может, это мне только, казалось и у других были похожие чувства.
— Кто? — спросил Сергей Хонинов. Михалыч молчал.
— Он просто уйдет из нашей группы, — предложил Хонинов, — мы его не тронем и ничего не скажем. Пусть прямо сейчас встанет и уйдет, пока его не назвали. — У всех были немного виноватые лица. Но все остались сидеть.
Подполковник Звягинцев, капитан Хонинов, капитан Петрашку, старший лейтенант Маслаков, старший лейтенант Дятлов, лейтенант Бессонов и лейтенант Аракелов.
Кто из них предатель? Я себя, конечно, не считаю, я знаю, что я не Иуда. Но кто-то из них. Я с ними работаю уже столько лет. Участвовал в стольких операциях. Неужели кто-то из них может предать?
Видимо, так считали и все остальные. Но все молчали. И тогда подполковник сказал:
— Я очень хотел бы ошибиться. О фотографиях знали только мы. Сегодня, когда я докладывал генералу Панкратову, я ничего не сказал ему о них. Он сам спросил насчет фотографий. А у него в кабинете сидел заместитель министра, который и сообщил ему про фотографии.
Такого никто не ожидал.
— Поэтому теперь мы будем действовать по-другому, — продолжил подполковник, — три человека поедут на встречу с Шурыгиным. А остальные будут сидеть в этой комнате и не выходить, пока мы не вернемся.
Только так мы можем гарантировать, что никто не узнает о том, что мы едем к Шурыгину, если не предупредили раньше. На этот раз все посмотрели на Петрашку. Он разозлился.
— Мы были все вместе, — прохрипел он, — никто не выходил из комнаты и никуда не звонил.
— Очень хорошо, — кивнул Михалыч, — значит, у нас есть гарантии. И мы можем ехать к Шурыгину. Кто поедет?
— Выбирайте вы, командир, — рассудительно сказал Петрашку.
— Поедут трое. Я, Петрашку и… — он помолчал. В какой-то мере любая названная фамилия служила маленькой гарантией непричастности. И он назвал мою фамилию. — Шувалов единственный среди нас, чье отсутствие не зависело от него.
Это я послал его провожать журналистку. У остальных такое время было. У всех.