— Это разные вещи. Как вы думаете, я уже могу надеть свои брюки?
— Думаю, уже можете.
Она подняла его пиджак, протянув руку к своей юбке. Потом убрала и негромко произнесла:
— Черт возьми, мне так неудобно это говорить.
— Что случилось? — не понял он.
— Вы мне нравитесь, — вдруг сказала она, — в вас есть какая-то надежность. И в то же время какой-то кураж. Неестественное сочетание мозга-компьютера и души клоуна. Вам никто этого не говорил?
— Нет, — улыбнулся он, — это впервые.
— Вот видите. У вас есть неясные мне грани. Трудно понять, когда вы серьезны, а когда шутите.
Он молчал. Молчание грозило затянуться. Вдруг она шепотом произнесла:
— Иди ко мне.
И он понял, что должен встать и сделать шаг. Он встал. Поднялась и она.
Отсутствие одежды ее, кажется, больше не смущало.
— Надеюсь, ты знаешь, как целуют женщину? — с вызовом спросила она. — Или ты видишь во мне только партнера по прыжкам в высоту?
— Нет, — сказал он, наклоняясь к ней, — скорее по пятиборью. Ты ведь так хорошо стреляешь и так быстро бегаешь.
Последнее слово он скомкал. Она притянула его к себе. И был долгий поцелуй.
— Надеюсь, раздевать ты меня будешь в этот раз сам? — спросила она. — Или мне снова раздеться самой?
Москва. 10 апреля 1997 года
Уже несколько дней полковник Мовсаев и его группа занимались поиском следов исчезнувших ящиков. Несмотря на все усилия сотрудников, ничего обнаружить не удавалось. Ящики словно возникли из небытия, неожиданно появившись в Москве, и также неожиданно исчезли. Десятого утром Мовсаев докладывал генералу Светлицкому о безуспешных поисках.
Генерал мрачно выслушал его. Потом сообщил:
— Дронго объявился. Он находится в Сирии. Но, видимо, пока ему не удалось выйти на Мула.
— Все, что я узнал за последние несколько недель об этом террористе, убеждает меня, что он самый опасный тип, который когда-либо попадался нашей службе, — признался Мовсаев. — Я на Ближнем Востоке много лет работал, но такого патологического садиста еще не встречал. И обратите внимание, его ненавидят все, от бывших союзников до вечных врагов.
— Он все равно обречен, — сказал Светлицкий, — просто дело в том, когда это случится.
— Рано или поздно его убьют, — убежденно сказал Мовсаев. — Если наши сведения точны и его приговорили к смерти сразу две разведки — израильская и иранская, — у него нет шансов. Это самые мстительные разведки. Они не успокоятся, пока не найдут его.
— В том-то все и дело, что «рано или поздно», — вздохнул Светлицкий, — может быть поздно, очень поздно. Наш совместный проект с французами, который мы готовы начать в Иране, один из самых крупных проектов века. Представляете, с каким удовольствием наши конкуренты сорвут его, подставив иранцев под удар общественного мнения. Да и мы пострадаем больше всех. Наша Государственная дума сразу примет специальное заявление о борьбе с терроризмом и наложит вето на контракт.