— Вы раньше бывали в Иране?
— Да, конечно.
— У вас нет отметок в паспорте.
— Это новый паспорт, — улыбнулся Дронго.
— Сколько раз вы бывали в нашей стране?
— Не считал, но несколько раз бывал. Последний раз, когда я ехал в Кербелу через Иран.
Кербела, священный город для мусульман-шиитов, находился в Ираке, и только паломникам из Азербайджана и Дагестана разрешалось проезжать туда через Иран, чтобы совершить паломничество. В Кербеле находились могилы почитаемых у шиитов имама Али и его сына Хусейна. Совершивший паломничество считался каблеи, что было вторым духовным званием после совершения большого хаджа в Мекку.
Услышав про Кербелу, пограничник быстро вернул документы и пожелал счастливого пути.
На такси Дронго приехал в отель «Истиглалият» где разместился в просторном номере. Он не сомневался, что предоставленный ему номер прослушивается, в Тегеран приезжало не так много иностранцев, чтобы не иметь возможности установить достаточно строгий контроль. Иранцы справедливо опасались деятельности агентуры других государств, резко настроенных против их государства.
Приняв душ, Дронго позвонил по известному ему телефону.
— Здравствуйте, — сказал он по-турецки, — мне нужен господин Али Гадыр Тебризли.
— Кто говорит? — спросили по-фарсидски. В этой стране не поощрялись разговоры на турецком, столь схожем с азербайджанским, на котором говорило пол-Тегерана.
— Я не говорю по-фарсидски, — признался Дронго. На этот раз он не стал употреблять турецких слов, а перешел на азербайджанский, понятный местным жителям.
— Что вам нужно? — спросили его. В фарсидском и азербайджанском языках были некоторые похожие слова, однако лучше других в Тегеране мог бы почувствовать себя таджик, для которого не было бы сложностей с языком, как не бывало сложностей у приехавшего из Баку азербайджанца в Турции, или молдаванина из Кишинева в Бухаресте.
— Мне нужен господин Али Гадыр Тебризли.
Это был руководитель группы советников иранской разведки, знакомый Дронго еще по предыдущим визитам в Тегеран. Он пользовался большим влиянием в Тегеране, так как, кроме обычного университетского образования в Кембридже, окончил теологическую академию в Саудовской Аравии и специальные курсы в Лэнгли. Но все это было до семьдесят девятого года, после которого в Иране столь стремительно поменялись ориентиры и из прозападного шахского государства в стране возник исламский режим аятоллы Хомейни. К удивлению самих американцев, один из самых перспективных и самых толковых специалистов бывшей шахской охранки САВАК не только не был уволен из органов, не только не репрессирован, но и, наоборот, получил довольно значительную должность при новом режиме. Никто не мог даже предположить, что блестящий ученик Кембриджа и Лэнгли был талантливым двойным агентом и одновременно пересылал донесения в Париж, где находилась ставка аятоллы Хомейни. В семьдесят девятом году ему было сорок четыре. Сейчас, спустя восемнадцать лет, ему шестьдесят два, но он по-прежнему выглядел моложаво, только вместо привычно выбритого лица у него были коротко подстриженная, почти чеховская бородка и усы. Он сохранил привычку к европейской одежде, предпочитая мягкие вельветовые брюки и кашемировые пиджаки.