Эти типы уже успели переехать в мой отель, а сегодня днем начнут слежку. В моей записной книжке пять фамилий. Пять человек, у которых мог спрятаться Труфилов, тот, кого ищу. Это самая большая ценность, которой я владею. Первый из нужных мне людей живет в Хайзене. Это совсем недалеко от Амстердама. Второй — в Антверпене. Третий и четвертый должны находиться в Париже, вернее, их обоих видели недавно в Париже. Дальше — по обстоятельствам.
И наконец, пятого надо искать в Лондоне. Мне так и сказали, что их будет пятеро. Пять человек, с которыми может войти в контакт Труфилов. Пятеро, кто мог помочь ему с документами и убежищем. Четверо мужчин и одна женщина.
Кочиевский считал, что убийцы, которые идут за мной по следам, не знают их адресов. На этом строился наш план. Я пока тоже не знаю адресов людей, чьи фамилии мне прекрасно известны, чьи личные дела я досконально изучал — вплоть до мельчайших черт и обстоятельств жизни. Умный Кочиевский не дал мне заранее адресов. Их я буду получать в каждом городе. Так менее опасно и для дела, и для меня, хотя я и смертник.
Сегодня тринадцатое апреля. Сегодня я начинаю поиски. В Европе 13 — счастливое число, в России — наоборот. Для меня это не имеет такого уж принципиального значения. А для Труфилова? Или для полковника Кочиевского, который так хочет его ликвидации? Или для Чиряева, который, конечно, не собирается возвращаться в Москву под конвоем? Для кого как.
Итак, что же произошло со мной? Почему я добровольно согласился выступать в качестве «идеальной мишени»?
Все кончилось в августе девяносто первого. После того, как застрелился Пуго, один из самых честных и самых порядочных людей, которых я знал в своей жизни. Для меня он был воплощением чести тех самых «латышских стрелков», о которых так много рассказывал мне мой отец.
Я часто встречался с Пуго, когда он работал в Риге. Мы вспомнили его принципиальные, смелые выступления. Он никогда не был ни наивным дурачком, ни прямолинейным кретином, способным лишь произносить пламенные речи и искренне верить в то, что говорят с высоких трибун. Это был умный, начитанный, грамотный и смелый человек. Он искренне полагал, что счастливая историческая судьба нашего народа связана с Москвой. Может быть, он ошибался, но в любом случае он говорил то, что думал. И всегда поступал в полном согласии со своей совестью.
Он искренне считал, что прав, поддерживая путчистов, спасающих столь наивным образом Советский Союз. Но после провала путча, перестав верить президенту, Пуго вернулся домой, отпустил свою охрану, не забыв поблагодарить их за службу, а потом, приняв последнее решение, сначала выстрелил в жену, потом в себя.