Но та продолжала громко плакать, словно с разорванными колготками она потеряла нечто большее, чем свою утраченную девственность. Она потеряла веру в людей.
Лазарев продолжал мыть руки. Мыло здесь было паршивое, раздраженно подумал он, нужно будет поручить доставлять сюда приличное мыло. Хоть за его счет.
Вадим, один из охранников Лазарева, решил выйти в коридор и, подойдя к дверям, толкнул правую створку. Дверь не открывалась.
Стоявший справа от Лазарева человек, казалось, не обращал на него никакого внимания.
Внезапно Валя, что-то поняв, спросила у Нателлы Георгиевны:
— За что? Почему он так?
И снова разрыдалась. Стоявшая перед ней женщина уже брезгливо морщилась. За все нужно было платить, считала она, сверкая стеклами дорогих очков.
Лазарев услышал, как к туалету подходит еще кто-то. И что-то делает с ручкой. Интересно, почему он так долго топчется у двери. Неужели не может открыть?
Вадим бешено дергал дверь. Она не поддавалась. Он позвал Леонида.
— Там кто-то закрыл дверь, — закричал он. Оба парня побежали обратно в кабинет Лазарева. Ворвавшись туда, они обнаружили плачущую, в разорванных колготках и помятом платье, Валю. Ничего не понимая, они снова бросились к дверям, ведущим в коридор.
Лазареву совсем не понравилось, что незнакомец стоит за дверью, не решаясь войти.
«Новенький, что ли?» — подумал недовольно Борис Григорьевич. И сам шагнул к дверям.
Вадим и Леня начали бить по дверям, пытаясь вышибить хотя бы одну створку. Они уже понимали, что происходит нечто серьезное. Лазарев подошел к дверям, дернул за ручку. Она тоже не открывалась.
«Наверно, заела ручка, — он уже начал злиться. — Из-за этой дуры испачкал белье и вот теперь застрял здесь в туалете». За его спиной послышался шум, и он обернулся.
Валя, наконец поняв, что хочет от нее Нателла Георгиевна, осторожно сняла с себя сапоги и, краснея от стыда, задрав юбку, начала избавляться от рваных колготок.
Нателла Георгиевна подошла к телефону.
— Сейчас я попрошу водителя купить в магазине новые, — спокойно произнесла она, — а еще лучше, если ты поедешь с ним сама и все себе выберешь.
Думаю, Борис Григорьевич не будет возражать.
Лазарев увидел направленное на него дуло пистолета с глушителем. Он сразу понял все — и закрытую дверь, и тяжелое топтание в коридоре, и сопение стоявшего справа от него человека. Убийца молча прицелился.
— Почему? — хотел крикнуть Лазарев, — так несправедливо!
Но молчал, охваченный ужасом.
Убийца нажал на курок.
Лазарев почувствовал, как земля уходит из-под ног. Второй, контрольный, выстрел он уже не услышал. Убийца, наклонившись над ним, осторожно приподнял его за плечи и, стараясь не запачкаться в крови, подтащил к унитазу. Где и оставил убитого с высоко поднятыми ногами. Затем, подойдя к двери, осторожно постучал три раза. Дверь почти сразу открылась, и он вышел в коридор. Снова щелкнул замок, и здесь наступила тишина. Только спустя полчаса, когда сломавшие двери Вадим и Леня догадались посмотреть в туалете, они обнаружили труп депутата Государственной Думы Бориса Григорьевича Лазарева.