Она что-то объяснила кому-то по селектору, и меня в самом деле впустили в самую близкую выгородку, у которой вместо двери были вьетнамские бамбуковые висюльки, на которых были изображены два фантастически красивых журавля, кажется, в брачном танце. Такая открытость меня сначала умилила, потом насторожила. Если действительно тут нечего и не от кого было скрывать, тогда зачем эта показная открытость?
Или я принимаю за открытость что-то другое, например, желание обойтись самыми дешевыми, подручными средствами, и, следовательно, уже ошибался? Но, пожалуй, все-таки нет. Контора, которая в нынешней Москве не развалилась за два года, могла позволить себе более капитальную обстановку, а они этого не сделали, следовательно… Стоп, я, кажется, заразился у Стерха желанием делать преждевременные выводы.
В закутке за бамбуковыми висюльками меня встретил паренек, довольно высокий, спортивный, с ухоженным лицом первого любовника из провинциального театрика. Впрочем, в уголках его рта я заметил две тяжелые складочки, и они – на усмотрение зрителя – либо портили это почти беззаботное личико, либо придавали ему жизненную достоверность и шарм многоопытности. Я решил не особенно церемониться.
Он первым делом протянул мне свою визитку. Я прочитал на ней, что его звали Федором Бокарчуком и что он являлся генеральным директором означенной конторы. Пока все было нормально. Я начал свою партию:
– Я по довольно необычному делу, господин Бокарчук, – я не сомневался, что они тут обращаются именно так.
– Слушаю вас. – Он и вида не подал, что засомневался во мне, когда я не дал ему своей визитки.
Вообще-то их у меня было слишком много, и я очень не любил их раздавать, потому что мало-мальски опытный человек без труда определял, что любая из них – липа.
– Я веду расследование о гибели одной вашей старой сотрудницы.
– Какой?
Вот так вопрос! Пора было давить, правда, пока очень нежно, почти незаметно.
– У вас в агентстве гибнет так много сотрудников, что вы не понимаете, о ком я говорю?
Он смешался: что ни говори, а удар, который я нанес, был мастерским. Меня таким вещам научил Шеф.
– Меня интересует, – он наконец нашелся, – уровень ваших полномочий.
– Вы не ошибетесь, если сочтете их самыми высокими.
– Вообще-то, так говорят все. А конкретно…
Все-таки я был Терминатором не просто по дурацкой кликухе.
Я нежно взял его за галстук, намотал на кулак, приблизил свое лицо к его носу. Он испугался. Не так, как пугаются уголовники, что им сейчас придется терпеть боль или их уведут на новую отсидку, он испугался как интеллигент, что его унизят ударом в лицо, а он не сумеет ответить.