Лиза прошлась по квартире – тихой, солнечной, гулко-пустой. Она и вправду никогда не видела такого домашнего простора. Их новополоцкая малометражка меньше всего располагала к тому, чтобы по ней «пройтись». Мебели там было немного, только самое необходимое, а все равно чувствовалась теснота: телевизор можно было включить, не вставая с дивана, только руку протянув, на кухне вдвоем с мамой не разминуться. Нельзя сказать, что теснота раздражала Лизу. Она привыкла к ней, как привыкаешь ко всему, что невозможно изменить, а в девятнадцать лет мало думается о квадратных метрах, да и верилось в глубине души, что ее ждет совсем другое…
И сейчас, стоя посреди освещенной, почти пустой комнаты – это кабинет, наверное, вон сколько книг сложено на полу у стен, – Лиза чувствовала счастливый трепет в груди – трепет предчувствия. Она распахнула дверь и вышла на балкон, даже не набросив пальто; обманчивый, ласковый весенний ветер коснулся ее разгоряченных щек. Голова у нее слегка закружилась – шестнадцатый этаж! – и она вдруг поняла, что это светлое ветреное пространство, над которым она как на плоту плывет на широком балконе, – это-то пространство и таит в себе загадку ее будущего, которую ей предстоит вскоре разгадать. Никогда еще собственное будущее, подступая совсем близко, вливаясь в сегодняшний день, не наполняло ее таким восторгом. Вот оно, раскинулось перед нею, оно так же просто и вместе с тем необъяснимо прекрасно, как название этой улицы – Крылатские Холмы.
«Надо же, как красиво называется Колина улица», – подумала Лиза, возвращаясь в теплую комнату.
Она вообще любила названия московских улиц. Иногда, приезжая к Коле еще во время школьных каникул, даже смеялась от удовольствия, читая на матово-белых табличках «Большая Полянка», или «Воротниковский переулок», или «Садовая-Самотечная».
«Но то – в центре, – говорил ей брат. – А улицы в новых районах по-другому называются – Четвертая Шарикоподшипниковская, например. Москва – в ней, Лиза, всякого хватает».
«А вот ведь, – радостно возражала теперь Лиза, словно Николай только что говорил ей все это, – вот ведь и район новый, а улица – Крылатские Холмы, как красиво, правда?»
Нет, ее не обманет этот чудесный город, ей нечего бояться, надо только понять его, разгадать и немного привыкнуть к нему, не зря ведь он так манил ее…
И, улыбаясь от затаенной радости, Лиза перешла в гостиную. Здесь уже стояли большой мягкий диван, два кресла и журнальный столик. Столик был белый, диван и кресла – какого-то нежно-зеленого цвета, с серебристыми разводами. И ничем не накрыто, а ведь дети легко могут испачкать, изрисовать. Все-таки здесь, в Москве, люди совсем по-другому относятся к жизни, чем у них в Новополоцке! Там-то никто и не купил бы гарнитур такого цвета, а уж если купил, тут же накрыл бы каким-нибудь практичным, немарким покрывалом. Конечно, Коля теперь много зарабатывает, но ведь у них и за квартиру долг, да и не транжиры они беззаботные, хорошо знают, как деньги достаются. Здесь не в расточительности дело, а именно в том, что Лиза, как ей казалось, сразу почувствовала – в другом отношении к жизни. В уверенности, что вещи должны украшать жизнь, что нечего стесняться жить по душе, что человек должен чувствовать себя свободно… Едва ли все это связывалось в Лизиной голове в такие округлые фразы, но, сидя на удобном светло-зеленом диване, она думала примерно об этом. И понимала, что охотно соглашается жить именно так. Может быть, и поэтому ей хотелось стать здесь своею?..