Впрочем, приехав в Москву, Елена Васильевна Ермолова недолго жила с родственниками. Через месяц после своего знакомства с ними она вышла замуж за космонавта и уехала в Америку, где он готовился к третьему своему полету на Международную станцию. Космонавт этот, Ваня Шевардин, жил в их дворе. Антонина Константиновна помнила, как его привезли из роддома и как он в двенадцать лет прыгнул с крыши дворового флигеля на самодельном парашюте, так же хорошо, как помнила его первый полет в космос.
– В космос Лена не собирается, – сказала она. – Сына родить собирается. На пятом месяце уже.
– Ваня рад, наверное, – улыбнулся Матвей. – Они с Ленкой, мне показалось, с первого взгляда по уши влюбились. Оба. Бывает же такое.
Его лицо при этих словах снова помрачнело. Видно, слишком слабыми были крючочки, на которые надеялась его бабушка.
– Для чего-то же ты ее в Москву перевез, – все-таки улыбнулась Антонина Константиновна. – Видно, чтобы они с Иваном встретились.
– Я поеду, Антоша.
Он встал, одернул рубашку таким движением, каким военные одергивают под ремнем гимнастерку. У Сережи тоже после армии долго сохранялись военные привычки. Это была одна из немногих примет внешнего сходства отца и сына. Вообще же, Антонина Константиновна была уверена, Матюшка во всем был похож на ее папу. Или, может, просто ей хорошо становилось на душе, когда она так думала? В Матвее всегда было так много молодой, обещавшей счастье силы, что, ей казалось, счастье это обещается словно бы и ее папе, которого судьба его собственным счастьем обделила...
– Переночевал бы, Матвей, – сказала она. – Сколько до Зябликов твоих ехать? Темнеет уже.
– А у меня в машине такие специальные стекла, чтобы в темноте как днем видеть. Их японцы в прошлом году изобрели, не смотрела, что ли, по телевизору?
– Стыдно старенькую бабушку обманывать. – Она быстро провела ладонью по его голове. – Скажи лучше, что...
– Что? – не дождавшись продолжения фразы, спросил Матвей.
– Нет, ничего.
Она хотела спросить, что же он теперь будет делать с Марусей Климовой. Прежде она всегда сразу спрашивала его о чем угодно, но теперь спросить вот так, просто и свободно, было уже невозможно. Как целых восемь лет невозможно было просто спросить у Сергея, где он проведет отпуск или когда вернется из командировки. И все из-за той же девочки, как странно и мучительно это повторилось!..
– Там тебе мама банки передала, – сказал Матвей. – Чуть не забыл. Они в багажнике. Куда отнести?
Она и сама забыла о том, что просила Анюту передать ей банки из-под варенья. Ей было не до банок, не до варенья – ей никакого дела не было до мелких подробностей жизни. А все, что не имело отношения к Матвею, казалось ей сейчас только мелкими подробностями. Она чувствовала нарочитость его спокойствия, и тревога разбухала у нее в груди, как земля под дождем.