* * *
Матросы втащили на борт складные сходни, и одновременно с этим с носа раздался грохот якорной лебедки. На сером камне пирса остался господин Атту со своей грустноватой улыбкой, машущий на прощание большой кожаной шляпой, украшенной серебряными бляхами.
Взгляд Даласси потеплел. Пыхтя машиной, «Бринлееф» отвалил от берега и принялся разворачиваться носом в океан. По вантам заскользили фигурки матросов. Я украдкой наблюдал за нашим новым спутником, отмечая искреннюю печаль в его глазах. Он долго стоял с поднятой рукой, глядя, как удаляется бургасская земля и крохотная уже фигурка Атту, все еще стоящего на пирсе.
– Он очень хороший человек, – неожиданно произнес Даласси.
Я вздрогнул; на юте мы были одни, следовательно, он обращался ко мне. Поправив воротник теплой куртки, я поднял голову и увидел, как наполняются ветром белоснежные паруса «Брина». Сопение машины стало тише.
– Наверное, господин Атту сможет добиться многого, – заметил я.
– Да, – кивнул Даласси. – Он не жаден, и у него есть душа.
– Смотря что вы понимаете под душой, – осторожно отозвался я. – Меня учили, что душой обладает каждый человек.
– Моя душа была жадной, – он извлек из кармана трубку и опустился в кресло. – Не до денег, нет. Мне казалось, что самым важным является познание… так я и оказался в Рашеро.
Я навострил уши. Насколько мне было известно, они с Эйно так и не смогли продолжить вчерашний разговор: во-первых, обед затянулся до вечера, а во-вторых, хлебосольный Атту вливал в нас такое количество вина, что к первой луне окосел даже князь, всегда отличавшийся настоящей корсарской твердостью. Утром, мучаясь похмельем, он вместе с хозяином выпил по графину вина и отправился на верфь, проследить за окончанием ремонтных работ. Мы отплыли в полдень. Попрощавшись с дружелюбным купцом, Эйно некоторое время постоял на мостике и спустился к себе. Я знал, чем он сейчас займется: вызовет Тило и примется накачиваться ромом.
– Прошу простить, но у меня возникло ощущение, что вы пеллиец, – сказал я.
Даласси молча покачал головой.
– Да, я родился и жил в Пеллии до десяти лет. Моя мать была жрицей в храме святого Лоррея. Жрицам не разрешается иметь детей, но никто и не знал о моем существовании… я жил у одного полусумасшедшего старика. Он многому научил меня. А вот ты, как я понимаю, не с Островов.
– Я из Элинона. Провинция Эливар… у нас началась война, мне пришлось бежать, и меня подобрал князь.
– Князь – мудрейший человек, – отстраненно хмыкнул рашер.
– Я догадываюсь об этом. Но мне кажется, что он слишком многое скрывает от меня. Например, я до сих пор не знаю, что представляет собой этот самый череп, за которым мы охотимся.