Пытаясь быть предельно убедительным, я объяснил это Белому. На него мои слова произвели где-то такое же впечатление, как и потрескивание дрянного фитиля в висящей под потолком лампе.
– Хорошо, – просто сказал он и снова кивнул длинному.
Тот молча толкнул дверь и вышел. Сперва я решил, что Белый хочет говорить со мной без свидетелей, но он все так же молчал, бесстрастно глядя на меня, и в моей душе зашевелился ужас. Дверь распахнулась – на пороге стояла… Ута!
В этот момент я допустил ошибку, напрочь отрезавшую мне какие-либо пути к отступлению. В моих глазах появились слезы.
Девушка смотрела на меня со страхом и растерянностью.
– Где мы, Мат? – едва слышно прошептала она.
– Не знаю, – ответил я, с трудом удерживаясь от того, чтобы броситься к ней.
Длинный посадил Уту на скамью напротив меня и снова повернулся к шкафу. В его руках появился медный таз, наполненный массой различных предметов, напоминающих хирургические инструменты.
Дышать вдруг стало трудно, и мне показалось, что я проваливаюсь в небытие. Длинный методично перебрал несколько небольших стальных ножичков, остановив свой выбор на довольно длинном, похожем на привычный мне ланцет, но с крючком на лезвии, и повернулся к Уте. Она шарахнулась в сторону, но сильная рука крепко держала ее за плечо.
– Да поймите же! – заорал я. – Поймите, я и вправду не знаю, кто такой этот ваш Визель! Мой господин ищет Череп, это да, но никто из нас не знает, где именно и в чьих руках он сейчас находится!
– Он находится в руках недостойного, – с некоторой задумчивостью проговорил Белый.
Длинный чуть двинул рукой, Ута отчаянно вскрикнула, и по ее ладони потекла кровь.
– Не-ет! Я не знаю!!! Я ничем, ничем не могу помочь вам!
– Не унижайся, – вдруг почти спокойно произнесла Ута на моем родном языке. – Если мы должны умереть, то мы все равно умрем – так или иначе.
Палач резанул ее по второй руке. Ута закусила губу, из ее глаз брызнули слезы – сжав веки, она отвернулась в сторону, и я увидел, как дрожь бьет ее обтянутые курткой плечи. На лбу у нее вдруг появились крупные капли пота. Дышать мне было все труднее и труднее.
– Если ты будешь молчать, он разрежет ее на кусочки. Прямо здесь – хочешь? Тебе приходилось резать сырое мясо для жаркого? Это будет очень похоже. Если кровь тебя не разговорит, мы попробуем огонь. Говори…
– Послушайте, – я едва узнавал свой собственный голос, – но ведь ваша вера не приветствует насилие… я же знаю, я читал…
Моя реплика, кажется, немного развеселила Белого.
– При чем здесь вера? – поинтересовался он. – Речь идет о вещи настолько важной, что любые прегрешения перестают быть таковыми. Ты хочешь пуститься в богословский спор? Боюсь, у тебя мало времени. Сейчас принесут огонь…