– Что, интересно? – резко повернулся к ней Леон. – Кричать на каждом углу о том, что нам лгут? О том, что чертов Договор вернет нас назад в пещеры? Я полагаю, ты не считаешь меня тупым служакой, не способным понимать что-либо, что выходит за пределы его прямых обязанностей – но увы, даже я не способен хоть как-то повлиять на сегодняшнюю ситуацию. Все решают за меня, и мое единственное преимущество заключается в том, что о принятом решении я, быть может, узнаю раньше других.
– Ну, а если бы мог?
– Если бы! – Макрицкий встал со скамейки и заходил взад-вперед, разминая немного затекшие ноги. – Это банальность, Жасмин. Если бы мог… Я привык рассуждать в рамках реальности, а не фантазий.
– Вопросы решают люди, обладающие достаточной для этого компетентностью, – немного непонятно заявила Жасмин. – И насколько я знаю, сейчас идет борьба аргументов, не правда ли? Ты ведь сам знаешь, что могут существовать аргументы, способные мгновенно переломить ситуацию в нашу пользу. И если такой аргумент вдруг появится у тебя, в твоих руках – как ты поступишь?
– Что? – удивился Леон. – Аргумент?
– Но ведь ты, находясь здесь, в Москве, наверняка имеешь выходы на людей, оказывающих по роду своей службы решающее влияние на политических лидеров, ответственных за все, что может произойти?
– Я?
Макрицкий широко раскрыл глаза и попятился. Каблук его ботинка зацепился за какой-то выступ в асфальте, он раздраженно обернулся и… с размаху сел на задницу.
– Бля! Ой, мамочки…
Тупая боль в копчике на какое-то время парализовала его колени. Ругаясь и шипя, он попробовал встать, подскочившая к нему Жасмин нагнулась и протянула ему руку.
В этот момент в голове Леона вспыхнула необыкновенно яркая картина…
… темный коридор давно погибшего исследовательского комплекса, надвигающееся удушье, золотой свет, приближающийся словно ниоткуда, три фигуры в диковинных скафандрах, и – рука, протянутая ему. Рука в чешуйчатой черной перчатке.
Все детали происшедшего тогда, детали, которые он не раз тщетно пытался вспомнить, проявились вплоть до мелочей.
И главной деталью был гибкий изгиб фигуры в черном скафандре.
Тяжело дыша, Леон встал. Его сердце готово было выскочить из груди, и он, пряча от женщины свое волнение, нагнулся и принялся массировать ушибленный копчик.
– Тебе больно? – испуганно спросила Жасмин. – Ближайшая больница далеко отсюда?
– Ерунда, – ответил Макрицкий; он постепенно отходил, хотя по позвоночнику медленно ползла противная волна дрожи. – Сейчас все будет нормально. Дай мне отхлебнуть, и все сразу пройдет. В детстве я еще не так падал.