– Откуда вы знаете, что Лариса умерла? Кто вам сказал? – насторожился Анин.
– Умерла все-таки – вот суки! – воскликнула Кочкина, заламывая руки. – Я так и думала, а они мне лапшу на уши вешали! В покое меня никак оставить не могли. Но меня не проведешь. Явилась – сатанинское отродье! Мама, мамочка, мамуля – я быстренько ее взашей выкинула.
– Кто? – растерялся Анин.
– Дед Пихто, в поношенном пальто! – крикнула Вероника Ивановна и вскочила со стула. – Подставу организовали – суки! Ты иди, начальник, разберись во всем. Отмсти за дочь мою! О, горе-то какое! Произвол и беспредел! Чужое пытались навязать – сподручники дьявола. Думали, породу свою не узрю и нечисть их на своих плечах взращивать буду. Рыжие мы все! Рыжие! А-а-а!!! – завыла Вероника Ивановна, легла на пол, сложила руки на груди и затихла.
Продолжать разговор, если это вообще можно было назвать разговором, не имело никакого смысла, и Сергей Петрович пулей вылетел из помещения на воздух. Он шел к станции и не мог избавиться от ощущения тревоги. Что-то липкое и неприятное поселилось в груди и мешало дышать. Выяснился вопрос, почему мать Ларисы отказалась забрать ребенка. Если отбросить в сторону бред сдвинутого сознания женщины, то получалось, что Вероника Кочкина искренне считала, что ей пытались навязать чужого ребенка вместо родного. Но это же было бессмысленно! «Допустим, – рассуждал Сергей Петрович, – ребенка действительно подменили, но с какой целью? Если бы матери Ларисы пытались подсунуть больного ребенка вместо здорового, а здорового за определенную плату удочерила какая-нибудь крутая семейка, это еще можно было бы понять. Но здоровье у Ларисы Головиной, по словам патологоанатома, было отменным, в детстве она ничем не болела, да и внешностью ее бог не обидел. Здоровая, красивая девочка. Вот только не рыжеволосая, как мать. Неужели в этом было все дело, и сумасшедшая баба не признала своего ребенка из-за цвета волос? Идиотизм! Дети растут и меняются на глазах, а Вероника Ивановна не видела свою дочь три года, за это время девочка могла измениться до неузнаваемости. Шизофреничка она, а я анализирую ее неврастенический бред! Зачем? Затем, что все-таки что-то тут не так. Опять же непонятные родственники, проявляющие интерес к девушке незадолго до ее смерти. А вдруг действительно Лариса Головина – совсем не Лариса Головина? Но кто же тогда жил и умер вместо нее и куда делась настоящая Лариса?»
В прокуратуре Сергея Петровича ждал Олейников.
– Что случилось? – устало вздохнул следователь, заметив в лице оперативника странное возбуждение.