-- Отпечатки его не обнаружены?
-- Костырев ни разу не привлекался к уголовной ответственности и в нашей регистрации не числится. На стекле прилавка много самых различных свежих отпечатков. Возможно, среди них есть и костыревские, но сверить не с чем.
-- На какие мысли наводит тебя пачка "Нашей марки"?
Антон пожал плечами:
-- Могу только предположить, что один из участников преступления был приезжим. И приехал совсем недавно, коль у него сохранились сигареты, купленные не в нашей области.
-- Сколько всего участников насчитываешь?
-- Активных подозреваю пятерых: Гога-Самолет, Дунечка, Мохов, Приезжий и... будем считать, Костырев. Шестой -- пособник, электромонтер Лаптев.
-- Вместе они действовали и передрались или... как говорят, вор у вора дубинку украл?
-- На этот вопрос пока не могу ответить.
-- Экспертиза подтвердила, что Лаптев действительно в опьяненном состоянии погиб?
-- Да.
-- А такого не допускаешь, что Лаптева специально подпоили, чтобы, воспользовавшись опьянением, без его ведома отключить электроэнергию?
-- Нет, товарищ подполковник, -- вместо Антона ответил Голубев. -- С Лаптевым дежурил молоденький монтер, который с дежурства не отлучался. Утверждает и клянется честным комсомольским, что никто из посторонних к пульту управления не подходил.
-- Проверьте получше этого монтера. Быть может, с перепугу стал клясться, а когда одумается, другое заговорит. Кроме того, надо побывать у родителей Костырева, выяснить его связь с Моховым. Поинтересуйтесь, не было ли кого приезжих... Поговорите с соседями, друзьями, знакомыми Костырева. Вполне возможно, что он никакого отношения к делу не имеет.
Небольшой потемневший домик Костыревых среди добротных соседних домов казался съежившимся, словно человек, переживающий горе. Пожилая, скромно одетая мать Костырева встретила Антона настороженно, тревожно. Антон, стараясь не показать, что заметил эту тревогу, спокойно сел на предложенный ему стул и, разглядывая красивую полированную мебель, сказал:
-- Добротная работа.
-- Что?... -- отчужденно спросила Костырева и, перебирая в пальцах краешек ситцевого передника, непонимающим взглядом уставилась на вместительный, занимающий чуть ли не четверть комнаты шифоньер. -- Сын делал, Федя, -- вдруг сказала она, погладила ладонью почти зеркальную стенку шифоньера и заплакала.
-- Что с вами? -- участливо спросил Антон.
Костырева приложила передник к глазам, тихо проговорила:
-- Будто не знаете...
За время работы в уголовном розыске Антон насмотрелся всяких слез. Теперь они уже не вызывали у него растерянности и безрассудного сочувствия, как было поначалу, но эту немолодую, с натруженными руками женщину вдруг стало жалко.