– Удачная семья?
– Ага… Слушай, а чего это ты делаешь?
– Не знаю, – ответил Хейти, наблюдая за действиями своего тела. Тот факт, что его сознание находится как бы снаружи и ведет отстраненный анализ происходящего, почему-то не пугал. – Что-то делаю… Тем более что это не я. Это как программа…
– Да? – Мельников удивленно вскинул брови. – До такого дошло… И как это ты до такого докатился?
– Если бы я знал. Докатился как-то… Впрочем, вряд ли сам по себе. Скорее всего, помогли.
– Ну да, ну да… – Мельников задумчиво потер лоб. – Конечно. Кто ж в такое дерьмо добровольно полезет. И все-таки интересно, что он делает…
– Мне кажется… – Хейти присмотрелся к действиям собственного тела, которое носилось по квартире, бестолково натыкаясь на углы и роняя какие-то порошки и предметы. – Мне кажется, что-то собирает. Собираю.
Мельников коротко взглянул на Хейти.
– Что, например?
– Например… Сам посуди. Я тебе ингредиенты назову. Аммиачная селитра, уголь… – Аммонал! – догадался Мельников
– Он самый…
Они немного помолчали.
– Так ведь, чтобы получить исходный продукт, сжатие нужно.
– Нужно… – согласился Хейти. – Я думаю, это предусмотрено. Видишь домкрат?
– Чем дальше, тем интереснее… А что взрывать собираешься?
– Очень хороший вопрос. Ответ знает только программа и ее составитель. У меня ощущение, что это миссия для камикадзе.
Мельников ничего не ответил, просто с сомнением покачал головой.
Комната качнулась… В ушах звучали затихающие хлопки лопастей гигантского вентилятора, закрывающего свет. Свет. Темнота. Свет. Темнота…
Хейти смотрел на себя в зеркало над комодом.
В теле чувствовалась усталость, болели ноги и сбитые в кровь пальцы рук. В голове было пусто. Тихо таяла тонкая льдинка памяти о пережитом…
Оглядевшись, Хейти обнаружил заваленную всяким хламом квартиру. Ковер, весь в белом порошке, сломанное полотно ножовки, испоганенную кастрюлю и почему-то косо висящую картину, которая изображала четырех медведей на поваленном дереве. Посреди этого разгрома светлый участок обоев, открытый сдвинувшейся картиной, смотрелся контрастно.
Хейти вернул тяжелую раму на место и только тут понял, что из его жизни выпали два с половиной часа личного времени. О состоянии отстраненного сознания сохранились только обрывочные, непонятные воспоминания, как после давешнего случая с отравлением тефтелями. Только в отличие от того случая в голове застряло не слово «люпин», а слово «программа»…
Он почти закончил приборку квартиры, в которой ухитрился так грубо насвинячить. Труднее всего было выветрить последствия разлитой солярки, канистра с которой почему-то оказалась дома у капитана.