– Никак не пойму, кем ты меня считаешь...
– Потом разберемся.
– А сейчас-то что делать? Куда ложиться?
Он дернул уголком рта, что, вполне вероятно, могло и обозначать улыбку:
– У н а ш и х женщин есть дурацкий предрассудок – в рот не берут. Считают, что от этого бывает бесплодие. Вы, в н е ш н и е, в этом отношении подкованнее...
– Есть такое дело, – сказала Марина, танцующей походкой сделала два шага вправо, опустилась на колени. – Если я буду искусницей, могу рассчитывать на местечко при твоей особе? Ты, мне кажется, тут не из последних...
– Там посмотрим, – пообещал он и подошел вплотную.
Дернул шнурок, распускавший пояс мешковатых штанов, тоже там и сям украшенных лоскуточками, но, прежде чем штаны упали, быстрым, едва уловимым движением выхватил из ножен нож. Приложил лезвие плашмя к ее шее и ледяным тоном предупредил:
– Смотри, без фокусов...
Он был уже в полной боевой готовности. Тщательно оценив ситуацию – положение его руки и ножа, свою позу, все окружающее, – Марина сказала, глядя на него снизу вверх с самой блудливой улыбкой:
– Да какие там фокусы, я же не дура...
Опустила голову, провела кончиками пальцев по рабочему инструменту (его рука с ножом ничуть не дрогнула), вновь подняла глаза, ойкнула с неприкрытым удивлением, громко спросила:
– У ваших мужиков у всех – такое?
Его взгляд непроизвольно дернулся вниз, к помянутому инструменту – краткий миг непонимания и растерянности, пока он силился догадаться, что же она имеет в виду...
Этого ей хватило. Левой рукой Марина отшвырнула руку с ножом от своей шеи, не вставая с колен, навалилась вбок, подсекла его ноги, молниеносным движением увела вооруженную руку по короткой дуге...
Широкое жуткое лезвие – нож при этом так и оставался в руке хозяина – легко, как в теплое масло, вошло меж ребрами вождя прямо напротив сердца, и его тело, словно вмиг утратив нечто неописуемое словами, обмякло. Уловив этот момент, Марина ударила коленом по запястью его руки, вгоняя нож до конца по самую рукоять, извернулась, правой ногой придавила горло уже расслабленного, умирающего человека. Замерла в этой позе, достаточно нелепой, но отнимавшей у жертвы последние шансы.
Его немеющие пальцы медленно разжались, соскользнули с черной рукояти ножа, кисть с негромким стуком ударилась об пол. Глаза остались теми же, но н е ч т о, именуемое жизнью, из них уже улетучилось.
Убедившись, что никакого коварства тут нет, а есть лишь новоиспеченный покойник, Марина взмыла на ноги, выхватила из подставки пару ножей и замерла, готовая их метнуть, если кто-нибудь ломанется в дверь, нарушив их уединение. Шли секунды, а вторжения так и не последовало.