– Гетерами, – с кривой улыбкой признался Тутушкин.
– Да? – поднял бровь Бестужев. – Ну что ж, вновь дало о себе знать классическое образование… Итак?
– У Струмилина? Ага, конечно…
– Но ведь она и на ночь оставалась частенько? Любопытно, как вы эту сложность преодолели? Я прекрасно понимаю, что днем замужняя дама или девица из хорошего семейства может найти немало убедительных предлогов для того, чтобы на несколько часов покинуть семейный очаг… (Поневоле вспомнил покойную супругу и перекосился внутренне от памятной до сих пор боли и брезгливости.) Но как вам удавалось занимать ваших гетер на ночь?
– Нет таких преград, коих не преодолел бы образованный человек, – словно бы даже с гордостью сказал Тутушкин. Покосился на Мигулю. – А, семь бед – один ответ… Понимаете ли, господин ротмистр, на берегу реки, под Шантарском, размещается, как вы, быть может, слышали, Крестовоздвиженский женский монастырь, разбросанный зданиями на значительном расстоянии – тут вам и часовенки, и богомольноприимные дома, и рукодельные мастерские, и кельи… Говоря совсем уж откровенно, удалось мне найти сотрудницу в лице одной из сестер, одержимой простой человеческой страстишкой касаемо денежных ассигнаций… Понимаете? Она мне и обеспечивала, говоря изысканно, официальное прикрытие, с превеликой охотой подтверждая папенькам-маменькам-мужьям, что их оранжерейные цветики, отсутствуя дома, богоугодными делами занимаются: то в молении ночи проводят, то в мастерских помогают во исполнение заветов о помощи ближнему. Можете не поверить, но за год не было ни единого прокола. Дерет с меня старая ведьма жирный процент, но отрабатывает его с лихвой. Заботливые родители и мужья ничего не имеют против, ежели их сокровища переночуют в одном из монастырских богомольноприимных домов, нежели ехать домой затемно, – у нас под городом с темнотой шалят-с…
– Марфа! – ахнул вдруг Мигуля. – Если сопоставить твои признания, Ванька, с кое-какими агентурными наметочками, то и выходит – Марфа! А?
Бестужев взглядом заставил его умолкнуть. Сказал:
– Ах, вот оно, значит, как… Ну что же, Иван Федулыч, снимаю мысленно шляпу перед вашей поистине американской предприимчивостью. С подобными «прикрытиями» я в Петербурге еще не сталкивался… Кто посещал Струмилина? – резко переменил он тон. – Ну?
Ерзая взглядом по сторонам, Тутушкин тихонько произнес:
– Олечка Серебрякова…
Мигуля издал неописуемый звук – то ли подавился, то ли тихо всхлипнул. Лицо у него перекосилось. Яростным взглядом призывая его молчать и не вмешиваться, Бестужев спросил: