Удалось убедить. Поверил – в конце концов, он знал только то, что лежало на поверхности.
– Ну, а теперь отдай патроны, – заявил он решительно. – Все.
– Господи, если бы нас хотели пристукнуть, лучшего случая не подберешь…
– Все равно. Почему я тебе подчиняться должен, а ты полковнику – нет?
– Логично, – согласилась Даша. – Держи уж.
…Когда зазвонил телефон, она заранее могла сказать, кто там, на другом конце провода. И не ошиблась. Отвечала кратко, так, чтобы настороживший уши напарник ничего не заподозрил.
– Кто это? – бдительно поинтересовался он, когда Даша положила трубку.
– Горбенко докладывает, – солгала она с самым невозмутимым видом. – Ничего особенного, рутина… Тебе рюмку налить? Заслужил.
– Давай.
Выйдя на кухню, она притворила дверь, набухала полный фужер «Кедрового ореха на коньяке» и, вздохнув мысленно: «Господи, прости!», полезла в шкафчик. Осторожно, чтобы не переборщить, стряхнула в фужер из пипетки две капли коричневатой жидкости. Выше крыши…
Работая долго в уголовном розыске, нахватаешься самых неожиданных знаний и навыков. Она примостилась с рюмкой на старом диване и терпеливо ждала, поддерживая ленивую беседу. Противно на душе чуточку, но ничего не поделаешь, верный оруженосец вряд ли выпустил бы ее из квартиры…
Снадобье из арсенала проституток и вагонных кидальщиков подействовало вскорости и качественно. Она первый раз видела своими глазами, как это происходит. Федя вдруг потерял нить разговора, растерянно моргнул, стал крениться набок – и, с затухающим в глазах недоумением, повалился на диван. Даша выхватила у него из руки фужер, пока не скатился на пол, заботливо устроила поудобнее. Здоров, как бык, доза оптимальная, проспит до утра, как сурок, завтра, правда, голова болеть будет, но тут уж ничего не поделаешь… «Стерва ты, Дашка», – упрекнула она себя, как-то уже привычно, словно устоявшейся присказкой. И отправилась наводить красоту.
Глава двадцать четвертая
Прощание славянки
Вообще-то, ее пальтишко, хотя и приличное в других кругах, здесь выглядело убого – но комплексовать она не собиралась. В конце концов, рядом шагает упакованный джентльмен, с него и спрос. Впрочем, в гардеробе отечественное издельице приняли с непроницаемым лицом. Учены были, всякое могло случиться – бомонд, пережив первое головокружение от успехов, понемногу научился опрощаться на западный манер, а то и замысловато развлекаться, устраивая маскарады на одну персону. Правая рука покойного Беклемишева, долларовый миллионщик Спицын, обожал заваливаться в самые дорогие магазины, имея на себе кирзовые сапоги вкупе с потрепанным ватником, карманы которого были набиты зелеными сотенными, – и выжимал из ситуации максимум удовольствия. А его приятель Кадесников развлекался чуть иначе – щеголял в дешевейшем костюмчике шантарского шитья и соответствующих туфлях, но вот часы, перстень, галстучная булавка и зажигалка были умопомрачительно дорогими даже по меркам Уолл-стрит и Сити, а пуговицы на пиджачке были отлиты из золота трехдевяточной пробы…