Кое-какие снимки были довольно безобидными – чуть поддавшие девочки дурачатся, щелкая друг друга в рискованных позах с намеком на лесбос. Но дальше лесбос пошел самый недвусмысленный, прилежно запечатлены все фазы процесса, дураку ясно, что любовь пошла всерьез. Полузакрытые глаза, переплетенные нагие тела, лица в откровенном оргазме. Поздно было отпихивать Леву.
– Итак? Опознаете кого-нибудь?
В глазах Клебанова не было ни издевки, ни даже насмешки – только усталость и напряженное внимание.
– Да, – сказал Данил, чувствуя, что сутулится самым позорным образом. – Светлана Глаголева и Ольга Ратомцева. Третья женщина мне неизвестна.
Клебанов черканул еще пару строчек, придвинул ему протокол:
– Подпишите, пожалуйста.
Данил подписал. Вопросительно поднял глаза.
– Я вас больше не задерживаю. Если вы мне еще понадобитесь, мы созвонимся.
Данил рванулся к двери. Стыд навалился столь огромный, что его как бы и не ощущалось вовсе…
– Данил Петрович!
Он не оглянулся, не остановился.
– Данил Петрович! Вы забыли…
Данил резко развернулся к столу. Клебанов протягивал ему конверт – другой, обычный почтовый:
– Это ведь вы на столе забыли?
Данил хотел рявкнуть, что не оставлял на столе ничегошеньки, но сообразил вдруг остатками подавленного стыдом и яростью профессионального чутья, протянул руку, неловко сказал:
– Спасибо…
И вывалился в коридор, увлекая за собой Леву.
Сонный сержант проверил их пропуска, и они вышли на свежий воздух из неуютно-безличного предбанника управления по борьбе с организованной преступностью. Было тихо. У крыльца стояли только их машины.
Данил рванул дверцу Левиного «Мерседеса», плюхнулся на сиденье. Лева уселся за руль, протянул ему сигареты:
– Нюанс…
У Данила вновь вертелась на слуху ленивая Светкина фразочка: «Олечка у тебя, конечно, золотце…» Такого стыда он в жизни не испытывал.
– Ну, не переживай, – сказал Лева. – Было бы хуже, окажись там Оленек с негром или ты со мной. Бабам нужно иногда оттянуться, ну их… Я, понятно, могила. Да чего ты накуксился, я двух своих законных вытаскивал из-под стебарей, и ничего. Лучшим лекарством от баб могут быть только бабы… У тебя вовсе похоронное настроение или ты способен работать?
– Способен, – сказал Данил севшим, ватным голосом.
– Ну и зачем ты меня вытаскивал? Сверхурочные, само собой, вещь приятная, но меня даже больше устроил бы и изящный поединок с нахальным мусором. Но не было ни поединка, ни особого с его стороны нахальства. По-моему, вы с ним довольно мило ворковали… что с твоей стороны весьма даже странно. Почему ты с ним держался столь благостно? Не послал вопреки своему обыкновению? Я еще не забыл, как мы с тобой два часа виртуозно отлаивались в областной ментовке… Никакого сравнения.