Когда они чисто случайно встретились в столице сразу после окаянного октября, Кузьмич обрисовал ему детали и сделал предложение. Данил сказал, что согласится, если получит честное слово, что там нет ни наркотиков, ни крена в сторону прямой уголовщины. После короткой дискуссии, уточнявшей понятие «прямая уголовщина», стороны пришли к сердечному согласию. То ли происходившее в октябре сыграло роль последней соломинки, то ли сказалась брезгливая усталость от перестройки, отучившей многому удивляться и приучившей на многое смотреть иначе, но Данил даже в глубине души не включал «заимку» в категорию прямой уголовщины. В конце-то концов, государству подносили уже этот клад на блюдечке, и оно само от него отказалось…
Платиновое месторождение в районе речки Беди обнаружил в тридцать шестом году молодой геолог Изместьев, второй сезон работавший в «Шантарзолоте». Однако в геологии тогда безраздельно царствовал академик Бочкарев, в душе коего (как это частенько случалось с выдающимися деятелями науки, и не обязательно сталинской) причудливо соседствовали гений и сатрап. На беду, Бочкарев еще в двадцать пятом издал фундаментальный труд, где доказывал, что на территории СССР самородная платина восточнее Урала залегать не может…
(Вообще-то тема интересная – положа руку на сердце, как повели бы себя Ньютон или Пастер, даруй им судьба возможность абсолютно безнаказанно, ничуть не потеряв в глазах общества, отправлять научных оппонентов на виселицу?)
На двойную беду, молодой открыватель шантарской платины оказался упрямым и несговорчивым, не слушая увещеваний и намеков – может, по юношескому максимализму, а может, очень уж хотелось одним махом оказаться в ферзях. И сгинул год спустя так надежно, что не обнаружился ни в пятьдесят шестом, ни вообще. А о месторождении забыли напрочь – для того района существовала установка исключительно на золото. Да вышло так, что случай свел Лалетина в Ялте с умиравшим от рака профессором. Старец, родом из Шантарска, некогда был в свите Бочкарева и остался, наверное, последним из живущих, посвященным в ту давнюю паскудную тайну…
Дальше было несложно – имея деньги и верных людей. Благо, архивы «Шантарзолота» сохранились и секрета по давности лет больше не представляли. Кузьмич через свои связи и запустил в архивы надежного паренька, якобы молодого писателя, собиравшего материалы о героических подвигах первых советских геологов.
Конечно, главное – отчет Изместьева и все сопутствующее – еще в тридцать седьмом было изъято ежовскими костоломами, но к цели можно двигаться и обходными путями… Никто не стал изымать бухгалтерские документы, а ведь в них черным по белому стояло название села, где Изместьев нанимал рабочих, а также номера площадок промывки, по которым, сопоставив с другими пожелтелыми бумажками, нетрудно было сделать привязку к местности…