Следом за комиссаром вереницей поднимались его люди – трое, шестеро, семеро, многовато что-то...
Краешком глаза Мазур заметил, что лейтенант Ожье, уже было подбежавший, повел себя странно: вдруг сбился с шага, уставясь на поднимавшихся по трапу, сделал неловкое движение совершенно сбитого с толку человека, вынужденного во мгновение ока выбрать какой-то вариант действий из целой кучи мешавших друг другу побуждений. Его рука, все ускоряя движение, метнулась за спину, к большой желтой кобуре, пальцы царапнули застежку...
И тут же лейтенант застыл в напряженной позе – прямо на него сноровисто навели парочку автоматов.
Дальше все замелькало. Крайний слева полисмен, сделав несколько быстрых шагов в сторону сгрудившихся у лебедки, выпустил длинную, оглушительную очередь над их головами. Высокий ботинок на шнуровке впечатался лейтенанту Ожье под вздох, и он скрючился, тут же получив сверху, по шее, прикладом.
– Лежать! Лицом вниз!
– Лицом вниз, руки за голову!
– Руки вверх, руки выше!
Мазур медленно поднял руки. Предпринимать что-то в таких условиях было бы самоубийством – на него с Лавриком уставилось с полдюжины автоматов. Все, кто их держал, стояли на таком расстоянии, что о броске нечего и думать.
– Мордой на палубу, кому говорю!
Ничего не соображая, да и не пытаясь сообразить, Мазур встал на колени, растянулся вниз лицом на прогретых солнцем досках палубы. Рядом устроился в той же позе Лаврик, он лежал слева, а справа охал и кряхтел лейтенант Ожье. «Ни хрена не понимаю,– оторопело подумал Мазур, смыкая пальцы на затылке.– Ожье – самый что ни на есть натуральный полицейский чин, его сам Дирк сюда привез. Может, оказался засланным казачком, чьим-то там агентом? Ну а нас-то с какой стати по этому поводу – мордой на палубу?»
Вывернув голову, прижавшись щекой к палубе, он лежал неподвижно – ничего другого не оставалось. У самого лица тихо поскрипывали новенькие ботинки прохаживавшегося возле них часового. Неподалеку слышались крики – это укладывали физиономиями на палубу мирных советских ученых. Трап поскрипывал и раскачивался – по нему взбегали новые полицейские.
– Ожье,– тихонько сказал Мазур.– Что за новости?
Страдальчески искаженная болью физиономия лейтенанта была совсем рядом. Ожье, скрипя зубами, ответил:
– «Синие акулы», я узнал...
И замолчал, охнув, дернувшись от безжалостного пинка. Тут же спину Мазура придавил тяжелый ботинок, и чей-то голос наставительно рявкнул:
– Молчать!
Тут бы и взметнуться, взять ногу на излом, пока не хрустнет коленный сустав... Нет, рано. Непонятно, сколько их там, еще всадят пару очередей, пока будешь выламывать часовому ноженьку...