– Да пожалуйста, – сказал Мазур ему в тон. – Он мне, в конце концов, не брат родной и, в отличие от девушки, не сексуальный партнер… Дело твое. Дашь десять, пусть будет десять. Между нами, мальчиками, для него и столько будет манной небесной… Но без него, как ни прикидывай, не обойтись. Так что волоки его сюда, и будем все вместе договариваться.
– Делов-то, – хмыкнул Ковбой. Встал и, отогнув полог, высунулся наружу. – Паша, бородатого сюда приволоки живенько, бегом, бегом, кому говорю!
Мазур перевел дыхание. Пока что все задуманное шло гладко.
Шансы невелики. Собственно говоря, у них есть единственный шанс…
Все за то, что Лаврика они не связали и, уж конечно, не обыскали, иначе Ковбой держался бы совершенно иначе. Ну, допустим, связали. Все равно это лучше, чем ничего. Трое, пусть даже связанных, спецов против одного в тесной палатке – тут, как говорится, возможны варианты. Это единственный шанс, и нельзя его не использовать. Потому что нет другого выхода. Подыгрывать Ковбою очень уж рискованно – он далеко не дурак, черт его маму ведает, что он там себе выдумал в качестве подстраховки. Не та ситуация, когда можно играть. Палец в рот положишь – всю голову откусят.
Снаружи послышалось энергичное топанье и окрик:
– Шагай, шагай, корявый!
В следующий миг полог распахнулся, и в палатку, ободренный то ли толчком, то ли пинком, влетел Лаврик. К неописуемой и тщательно скрытой радости Мазура, конечности его были совершенно свободны. И понятно почему. В его личине никто не усомнился. Лаврик, при похабной бороденке и очечках, выглядел сломленным, раздавленным, не венцом творения, а тварью дрожащей. Усугубляя это впечатление, он заискивающе улыбнулся:
– Чем могу…
– Примостись вон в уголке, – едва покосившись на него, холодно распорядился Ковбой. – Гарнитуров тут нет, на полу посидишь, не барин, – и повернулся к Мазуру. – Сердце мне вещует, что начать нам нужно, как цивилизованным людям и полагается…
Мазур прекрасно видел, как Лаврик взмыл с корточек. Столь бесшумно, целеустремленно и хватко, что показалось на миг, будто он раздвоился. Оттолкнулся левой ногой, в перевороте оперся на правую, поменяв траекторию и положение тела, ребром ладони припечатав Ковбоя так, что послышался сухой деревянный стук, перехватил обмякшее тело, перелетая через него, вырвал из ножен кинжал-плавник…
Как в доподлинные старые времена, когда они окаянствовали в далеких экзотических краях, – не подкачал, упырь старый…
Лезвие сверкнуло у Мазура меж щиколоток, единым махом перехватив веревки. На миг замерев в совершенно не свойственной человеку позе, Лаврик прислушался к происходящему за стенами палатки – то бишь к полному отсутствию чего-либо происходящего, – в два счета разделался с веревками на запястьях, потом над самым ухом у Мазура что-то мерзко скрежетнуло – это Лаврик, надо полагать, отпер наручники острием ножа. И, отвернувшись, занялся Катей.