Вот что делают с человеком десять дней, прожитые в качестве полноправного и даже высокопоставленного члена первобытного племени – на острове, где жизненные ценности просты и незатейливы, где мужское бытие состоит из откровенного безделья, где провизия чуть ли не сама прыгает в рот с ветки или огородика, где никогда не бывает снега и чистейший воздух отроду не опоганен индустриальными вонючими дымами... Разумеется, капитан-лейтенант Мазур был слишком крепко закален и на совесть вышколен, чтобы пренебречь долгом и Родиной или хотя бы погрузиться в стойкую меланхолию, но в потаенных уголках его души, он знал точно, навсегда осталась некая заноза, смутная печаль по д р у г о й жизни, неожиданно открывшейся в самый непредвиденный момент. И, конечно, Лейла... Он не строил иллюзий и знал, что никогда больше ее не увидит, при любом раскладе он не собирался возвращаться на остров – долг, служебные обязанности, офицерская честь, Родина-мать... Он не мог ни о чем сожалеть, он был «морским дьяволом» – но в закоулках души навсегда поселилась саднящая, устоявшаяся тоска...
Дракон приближался. Трава шелестела все громче, все ближе. И Мазура на несколько мгновений словно бы насквозь продуло, как порывом неземного ветра, трудноописуемым, пугающим, тягостным, ни на что прежнее не походившим чувством. Что-то полыхнуло в глубинах сознания секундным промельком древнейшей памяти. Тут и страх, и омерзение, и что-то еще, неописуемо древнее, быть может, и не человеческое вовсе...
На поляне, под ярким солнцем, во всей красе и тупой мощи объявился д р ак о н. Могучий и з а в е р ш е н н ы й, как гениальная скульптура, – коричневое массивное тело, крючкообразные когти, плоская голова гигантской ящерицы в чешуйчатой броне... Раздвоенный язык на миг выбросился клейкой лентой, исчез в пасти.
Какие, к черту, рыцари-драконоборцы. Все легенды – не более чем поэтические преувеличения, бессильные мечты млекопитающего в несбыточном реванше. Любой рыцарь в самой сверкающей броне, увешанный до ушей Экскалибурами и Дюрандалями, рядом с этим мрачным и изящным чудовищем показался бы глупой куклой...
Хорошо еще, что на свете есть огнестрельное оружие. Старый, но надежный карабин, пусть даже не в собственных руках, а в руках соседа по ветке, чудесным образом вернул Мазуру душевное спокойствие, как в прошлые разы. Пенгава, казалось, перестал дышать, прикидывая траекторию пули.
Деревянной походкой механической игрушки ящер приближался к смердящей туше, бдительно оглядывая окрестности, – но не усмотрел ни врагов, ни конкурентов. Собратьев не было, птицы кружили высоко, даже давешние макаки примолкли, попрятавшись где-то по кронам.