– Что случилось? – вновь завел шарманку Доцент.
– Да ничего особенного, – сказал Синий чуть ли не рассеянно. – Бошку тут одному бензопилой смахнули, только и делов. А я-то голову ломал, на кой черт он им понадобился. Поскольку взять с него, надо полагать, было нечего, решили использовать для наглядной агитации. И выходит…
Он замолчал, услышав уверенные шаги. Эсэсовец остановился в дверном проеме – тот, что держал бензопилу, – скрестил руки на груди и стал разглядывать сидящих с самым что ни на есть безмятежным, даже веселым выражением лица. На него поглядывали искоса, опасаясь встречаться глазами. Томительно тянулось время, а верзила в черном все еще держал длиннющую, конечно же умышленную паузу, нагнетая напряжение до предела. Ухмылка становилась все шире.
Наконец, он с простецким видом поинтересовался:
– Мужики, а что это вы так скукожились? Случилось чего?
Ухмылялся широко и весело – белозубый, прямо-таки плакатный, и впрямь напоминавший нордическую бестию с немецких плакатов. Только волосы были темноваты для истинного арийца.
– Водички бы, – сказал Синий так осторожно, словно любое его слово могло вызвать то ли взрыв, то ли что-то еще похуже.
– Питеньки охота? – осклабился верзила.
Выдержав очередную паузу и не дождавшись ни от кого ответа, поинтересовался:
– Может, и жратеньки охота? Не стесняйтесь, мужики, у нас попросту…
– Не мешало бы, – набычась, буркнул Браток.
– Помилуйте, ваше степенство, с полным нашим удовольствием! – совершенно нормальным голосом отозвался эсэсовец, нырнул рукой за притолоку и вытащил скрытую доселе от глаз матерчатую сумочку, с какими ходят за продуктами. – Нешто ж мы звери, господа кацетники? Ваша мама пришла, и попить, и пожрать принесла, будете себя хорошо вести, глядишь, и бабу вам пригоню, а то, поди, друг друга в жопу дрючите? Налетай, подешевело! – Он размахнулся и швырнул сумку на середину барака. – Тут вам все тридцать три удовольствия. Тетка Эльза лично расстаралась насчет жарехи, сердце у нее кровью обливается из-за вас, болезных. И попить вам собрали… Что стоите? Кушать подано, идите жрать, пожалуйста! Не отыму!
Браток неуверенно шагнул к сумке.
– Валяй-валяй, – поощрил эсэсовец. – Наворачивайте, ребята, за обе щеки, ешьте-пейте, банкет оплочен. Только вынужден вас душевно предупредить: ежели которая скотина не оценит нашу трепетную заботу о контингенте и начнет наши яства наружу выблевывать, придется такого сунуть мордой в сортир и заставить говно похлебать от души. Усекли, болезные? Как только – так сразу. Зуб даю.
Из-за его спины показался еще один черно-мундирник, следом объявился Василюк, державшийся с ними уверенно, как свой, и вся троица заняла позицию в широком дверном проеме. Ох, не нравились что-то их физиономии, прямо-таки пылавшие от гнусненького предвкушения… Что-то тут было нечисто. Определенно нечисто – как только здешние вертухаи становятся заботливыми и добренькими, жди любой пакости…