– Коньячку? – любезно предложил комендант.
Казалось, тут-то и подвох. Нет, опять-таки удалось выпить рюмку без постороннего вмешательства.
– До чего приятно посидеть вот так, запросто, без чинов… – умилился комендант. – Но, к моему превеликому сожалению, эту идиллию не удастся затянуть надолго. Вас много, а я один, знаете ли, и времени на каждого уходит несказанное количество. Вам хоть кол на голове теши, как ни объясняй, что преисподняя для новых русских – это всерьез и надолго, ломаетесь, запираетесь, беспочвенные надежды питаете… – Он закурил и откинулся в кресле. – Итак, что мы имеем? А имеем мы Вадима Аркадьевича Баскакова собственной персоной. И магазины у него по всему Шантарску, и акции-то у него, и посты-то у него в разных наблюдательных советах, и квартирками-то он вовсю поторговывает, и автомобильчиками, и бензинчиком. А все почему? Потому что папочка у него генерал, сынишку в обиду не дает… Легко делать бизнес, имея папу в лампасах…
– Нужно еще и голову иметь… – пробурчал Вадим, вновь заранее сгруппировавшись.
Удара и на сей раз не последовало. Комендант расплылся в улыбке:
– Дискутируйте, голубчик, дискутируйте. Истина, как ей и положено, рождается в спорах. Что там насчет головы?
– Папины лампасы – они, знаете ли, далеко не всегда помогают, – сказал Вадим, тщательно подбирая слова. – При полном отсутствии мозгов и способностей получится…
Он умолк, заерзал на клеенке – по ногам вновь потекло, в желудке урчало. Комендант демонстративно зажал нос, отшатнулся:
– Только-только наладилась светская беседа, как вам опять приспичило покакать…
Маргарита заливисто хохотала, закинув голову. Вадим на миг ослеп от бессильной ярости и стыда, ударивших в виски горячей волной. Что печальнее, он прекрасно понимал: в его нынешнем положении ни за что не удастся дискутировать на равных, можно говорить сколь угодно убедительно, разнести противника наголову, но все это выглядит невероятно смешно в устах человека, сидящего без штанов, испачканного жидким дерьмом…
– С чего бы это вдруг его понесло? – размышлял вслух герр комендант. – Гейнц, неужели коньячок?
– Мой грех, герр штандартенфюрер, – откликнулся Гейнц без малейшего раскаяния в голосе.
– Ах, Рэба, Рэба, опять ваши штучки, это вы испачкали благородного дона…
– Но вы же не заставите меня чистить ему седалище?
– Господь с вами, Гейнц, как вам такое в голову взбрело? Вы у нас отличный служака, к чему? Пусть уж сидит и воняет, коли ничего другого не в состоянии придумать, пребывая за столом с приличными людьми. Шутник вы, Гейнц, я уж было сам собрался отпробовать коньячку… – Он согнал с лица улыбку. – Мозги, говорите? По-моему, это еще хуже. В конце концов, дело не в мозгах и не в словесных играх, а в результатах. Вы, жирные коты, заполонили, испоганили и испаскудили все, до чего могли дотянуться, а дотянулись вы решительно до всего… – На сей раз он не гаерствовал и не притворялся, глаза горели дикой злобой. – Не хочу я в собственной стране чувствовать себя рабом, понятно тебе?! – Он едва не задохнулся, с превеликими трудами овладел собой. – Расползлись, гниды, как мандавошки… А вот не угодно ли в преисподнюю, господа хорошие? Молчишь? Ну, хрюкни что-нибудь. Про твоих великолепных адвокатов, про пачки акций, про спутниковые телефоны…