. Кавалер успел рвануть в неизвестность, не утруждая себя надеванием порток, а вот неверная женушка доигралась... Мачете видишь? Все в пятнах?
– Он ее, что...
– Ага. Рубанул пару раз – и ни печали тебе, ни воздыхания... А местные, да будет тебе известно, гомонят отнюдь не из ярого законопочитания. Мотивы тут сугубо житейские: полиция наедет, следствие будет вести, пока всех кур не слопает и все вино не выжрет, да вдобавок у покойницы в соседнем селении – весьма богатая по здешним меркам и влиятельная родова, с них станется нагрянуть в гости с ружьями и бензинчиком... Бывали, говорят, прецеденты, деревни в таких случаях дотла выгорают. Закон в этих местах – понятие относительное... Погоди!
Он подошел к троице и вступил в разговор. Мазур остался в одиночестве, торчал с автоматом на плече, как болван, посреди пыльной улочки. Две худые собаки, подойдя совсем близко, с любопытством к нему принюхивались. Толпа кидала искоса боязливо-любопытные взгляды. В первом ряду Мазур заметил молодую индеанку, которая в городском платье и с хорошей косметикой смотрелась бы не хуже иных манекенщиц, и подумал, что ревность и прочие страсти здесь выглядят, в общем, столь же естественными, как и в более цивилизованных местах. Где красота, там и все сопутствующее...
Кацуба вдруг подошел к сидевшему на крыльце – тот, не меняясь в лице, что-то коротко сказал в ответ на вопрос и подвинулся, – а толстый алькальд, надсаживаясь, принялся орать на односельчан. Те, поворчав немного, принялись понуро расходиться, кое-кто с любопытством оглядывался. Вслед за ними, повинуясь решительному Ольгиному жесту, поплелся и сам алькальд, что-то ворча под нос. Проходя мимо Мазура, почтительно раскланялся – и украдкой поддал кулаком индейской красавице, через плечо пославшей Мазуру совершенно недвусмысленный взгляд.
Потом подошел священник, лицо у него было крайне усталое, печальное. Не зная, как себя держать, Мазур коротко покло-нился.
– Меня зовут отец Гальвес, – сказал старик. – Сеньорита спрашивала про герильеро – их здесь нет, не беспокойтесь. Давненько не бывало – разве что п р е ж н и е, еще при доне Астольфо... Не скажу, что ваше предложение мне по душе, но, может быть, так и лучше... Проведя столько лет в глуши, начинаешь на многое смотреть иначе...
Ничего не понимая, Мазур на всякий случай кивал с умным видом. Старик печально улыбнулся:
– Когда я был молодым, все казалось простым, ясным и заранее разложенным по полочкам. И только с годами начинаешь понимать, что иногда высшая мудрость – в том, чтобы н е б ы т ь судьей, как Спаситель и учил... – Он поднял руку и осенил Мазура крестным знамением. – Думаю, до утра ничего т а к о г о не случится, но с рассветом все же постарайтесь уехать побыстрее... Если не погнушаетесь скромным гостеприимством – милости прошу на ужин...