Снаружи его ожидал первый неприятный сюрприз. Кто-то изуродовал дверцу «ровера», выцарапав на ней гвоздем: «Демон, прочь!» Вовчик не стал нервничать, тем более палить по витринам, хотя очень хотелось. Аж руки чесались. Он знал, что задержится здесь и обязательно найдет борзописца. И тогда тот оплатит ремонт с процентами.
Вовчик огляделся. Ряды сверкающих пятен тянулись в обе стороны. Луны, помеченной черепом, не было видно из-за крыш. Ее бледное свечение с успехом заменили уличные огни. Кроме всего прочего, это был городок редкостных чистоплюев. На тротуарах – ни единого окурка. Чудовищные по своему уродству урны в виде пингвинов с распахнутыми клювами торчали через каждые двадцать–тридцать шагов.
Чуть ли не впервые в жизни Вовчик поймал себя на иррациональном ощущении погруженности в безвременный вялотекущий кошмар. Куда ни направишься – всюду ночь, отодвинутая за границу света и тьмы, и глубокое человеческое молчание по ту сторону дыхания и бессмысленной речи. Впрочем, он был слишком большим оптимистом, чтобы лелеять подобные эмоции. Вовчик решил положиться на случай и покатил вниз по улице.
Некоторое время ничего не менялось, за исключением вывесок, рекламных щитов и контуров зданий. Город напоминал дохлого червя – сегменты кварталов были нанизаны на парализованный нерв главной улицы. Чертовски длинный нерв…
Прямая прерывалась пятном центральной и единственной площади. Огромная пустая поляна, мощенная булыжником. Возле мэрии никто не дежурил. На флагштоке болтался флаг. В темноте и при полном безветрии его цвета и рисунок не подлежали определению. Зато двери противостоящей церкви были широко распахнуты; оттуда пробивались лучи теплого золотистого оттенка, образуя зыбкую корону. «Ровер» съехал с брусчатки, на которой ощущалось что-то вроде мелкой дрожи, и площадь осталась позади.
– Куда ты завез меня, паскуда?! – рявкнул знакомый голос.
Вовчик обладал отменными нервами и даже не вздрогнул, хотя старческий скрип раздался возле самого уха. Он демонстративно сунул в это ухо мизинец, на котором тускло поблескивала яшма, и поковырял в раковине, спрыснутой дорогим одеколоном… Хорошо, что Ида сразу не воткнула свои ногти ему в глаза – наверное, просто ждала, когда «ровер» остановится. Старая тварь, а жить тоже хочет!
Он притормозил и обернулся. Мамаше почти удалось высвободить правую руку. Он ее недооценил. Она быстро смекнула, что и как, а запястья у Иды были тоньше, чем у десятилетнего ребенка.
– Что, хочешь погулять? – спросил он, думая о том, что страховка ему, наверное, больше не понадобится.