В каждом «кабинете» расслаблялось по два-три-четыре клиента. На невзрачной сцене топтались продавшие душу рок-н-роллу. Играла группа, которую я мог вообразить себе с большим трудом. Кит Мун потрясал щеками и барабанными мембранами, Сид Вишез ковырял в басу, Бон Скотт перфорировал девственные плевы своих голосовых связок, на гитаре лабал мистер Брайан Джонс[17] (или же его идеальный двойник). Все «мертвецы» выглядели достаточно здоровенькими, чтобы протянуть еще лет по тридцать.
Я медленно двигался по извилистому проходу. В поле зрения не было никаких официантов и ничего хотя бы отдаленно похожего на стойку бара. Я обманывал себя, думая, что ищу заднюю дверь. На самом деле я просто охренел от избытка впечатлений.
Проекция воспоминаний: беспредел в музее восковых фигур. Лихорадка субботним вечером. Оказалось, в аду тоже бывают уик-энды, когда здешняя публика пускается в загул.
Среди множества незнакомых лиц попадались и знакомые – главным образом по фотографиям. Я бы сказал: «сновидчески-знакомые». Никто не удивился моему появлению, и никто не обратил на меня внимания, несмотря на то, что я все еще держал в руке обрезок трубы…
Гаршин и Башлачев беседовали о чем-то за бутылкой дешевого портвейна. Вероятно, о том, каковы они – полеты во сне и наяву. Серж Гинзбур, носатый щетинистый урод и аморал, жадно курил сигарету за сигаретой. Перед ним дымился целый вулкан из окурков, под которым была погребена пепельница. Из-за дыма я не сразу разглядел Норму Бейкер, устроившуюся рядом. Элвис обжирался в углу – одинокий и душераздирающе печальный толстяк с неподвижным взглядом. Кетчуп капал на его парчовый пиджак. Высоцкий и Мотрич – оба изрядно поддатые – пытались привести в чувство остекленевшего Фицджеральда. Эдгар По с отсутствующим видом пережевывал бифштекс в обществе холодной снежной королевы Нико. Ее обнаженные плечи и руки были покрыты гусиной кожей. Уильям Берроуз, похожий на доисторическую черепаху, сидел, приспустив на глаза пергаментные веки. Он был безучастен, изможден и самодостаточен. Слишком стар для рок-н-ролла. Суперстар.
Музыка завершилась разрушительным крещендо. Мун развалил ударную установку, забросил палочки подальше и потащился к свободному столику в обнимку с Джонсом и Скоттом. Но от того, что Бон заткнулся, тише не стало. Напротив, надвигался ураган звуков: обрывки песен и стихов, предсмертных криков и пьяной болтовни. Эхо звенело внутри моего черепа…
Правое крыло закончилось тупиком. Ноги сами принесли меня сюда. В тупике стоял музыкальный автомат непостижимой конструкции. В его средней части безошибочно угадывался старый знакомый – радиоприемник из домика, в котором теперь лежал труп странника, слегка проколовшегося с эпохой. К нему (я имею в виду радиоприемник) приделали прозрачный ящик с кнопочным пультом и щелью для монет. Правда, внутри ящика не было пластинок – только густо переплетенные тонкие провода. При ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это не провода, а человеческие волосы. Среди волос попадались и прямые светлые, и вьющиеся каштановые, и локоны негроидов.