(Кстати, а был ли вообще Наполеон?)
Опустив взгляд, я увидел, что держу в правой руке бокал с шампанским. Надо полагать, для Эльвиры. Мои губы раздвигались, произнося пошлости, которые могли быть замечены только соотечественниками. Кто-то дунул мне в ухо: «Ох уж эти русские!» Босс отметил доминирующую эмоцию: зависть с примесью неопределенного страха. И дальше как в бреду:
– Вам нравятся русские женщины?
– Они романтичны.
– Откуда вы знаете?
– Я читал «Преступление и наказание», а еще трижды посмотрел «Доктор Живаго». Ну да, с Омаром Шарифом…
– Голливудский кал. Что? Нет, не «Голливудский кал», а голливудский кал. И не последний бестселлер Нормана Мейлера…
Я протягиваю Эльвире бокал с шампанским. За ее спиной маячит знакомая физиономия. Зоя, лесбийская звезда каратэ! Жаль, что не прикончил тебя в канализационной трубе – там тебе самое место. Кстати, форма носика почти полностью восстановилась. И профиль смотрится гораздо лучше, чем я ожидал. Мои поздравления!
С Зайкой все ясно – желваки на щеках и отсутствующий взгляд. Из «Маканды» ее могли уволить только на тот свет. Тогда кто кого здесь пасет?
Над Эльвирой явно поработал пластический хирург. Из нее выкачали половину жира, а кожу на физиономии стянули куда-то к ушам. Эффект получился страшненький. Взгляд этой бабенки по-прежнему царапает. Ее черный парик смахивает на вермахтовскую каску, а парчовый наряд отбрасывает световые зайчики.
Она протягивает руку с ногтями, покрытыми черным лаком, чтобы схватить хрустальную ножку бокала. И в этот момент впивается взглядом в кольцо на моем мизинце.
Эльвира слишком хорошо знает, что кольцо существует в единственном экземпляре. Она пометила им удовлетворителя под номером тридцать семь, как перелетную птицу. Я «слышу» гул ее мыслишек, похожий на отдаленный похоронный марш. В первую очередь она вспоминает ювелира. Вероятно, он был подкуплен, но ей трудно поверить, что старый пуганый еврей оказался настолько глупым.
Я ласкаю Эльвочку жадным взглядом (так и сожрал бы суку). Босс внушает ей, что только чудовище может полюбить чудовище. По крайней мере, они достигают почти абсолютного, немыслимого для людей взаимопонимания. Все остальные, включая Фариа, – лишь разноцветные пятна на целлулоиде, фон этой роковой встречи, во время которой одно существо подчиняет себе другое. Так путешествует зло, переселяясь из тела в тело, – как следствие безумной физической любви, как венерическая болезнь, как орудие нескончаемой биологической войны…
– Где он? – выплевывает наконец Эльвира. Ее страх трансформируется в ледяную ненависть.