Нет, ему определенно пришло время умереть. И все же, когда почти сутки назад Бонд убил его, жизнь ушла из мексиканца так быстро и окончательно, что Бонд почти видел, как душа покинула тело подобно птичке, в виде которой, по поверью гаитянских аборигенов, душа вылетает через рот умершего.
Какая удивительная разница между живым и мертвым. Только что был кто-то, и вдруг нет никого[9].
В отличие от Бонда, наблюдавшего смерть со стороны, я не имел времени порассуждать об этом. Уроки Фариа не прошли даром. Во всяком случае, шок был менее глубоким, чем я предполагал раньше. Кое в чем старик оказался прав. Мертвое возвращалось к жизни.
Смерть действительно была где-то рядом и частично во мне – я приблизительно могу описать ее как темное, неразличимое пятно на периферии поля зрения, тень зловещей птицы, сидящей на плече, от которой невозможно избавиться, сколько ни крути головой. Но бесплотному «эго» она представлялась скорее бездонной воронкой в пространстве, засасывающей в себя сознание, коловращением тьмы и пустоты, вечным изменением незримого…
Смерть не была чем-то, что наступает ПОСЛЕ преображения; она ВСЕГДА находилась рядом – неотъемлемая спутница жизни, ее необходимое условие, скрытая пружина, запретная зона человеческого мозга: будто тайная комната в замке, проникнув в которую, уже никто не сможет остаться таким, как прежде. Эта близость пугала, завораживала и позволяла ощутить зыбкость мира, казавшегося непоколебимым.
Итак, я все еще существовал и очутился возле горловины смерти, в которую ссыпался песок времени и вливался мыслящий туман. Страшный опыт. Мне оставалось лишь проживать каждое мгновение как последнее…
Вначале я услышал голоса. Не торжественно скорбящие по поводу моей кончины и не ликующие по поводу моего окончательного освобождения и прибытия на тот свет, а хорошо мне знакомые. Голоса бубнили о чем-то, покрикивали и постанывали от боли.
Я еще не успел разобраться в этой какофонии, когда у меня прорезалось зрение. Причем панорамное, словно кто-то приделал мне фасеточные глаза. Но вот глаз-то у меня как раз и не было – впрочем, как и всего остального, включая признаки пола.
Нирвана или кошмар?
Я был размазан в пространстве и безграничен, как человеческая глупость. Описать это состояние трудновато. Сквозь меня плыло солнце, а где-то по другую сторону земного шарика тихо катилась по своей орбите черная мертвая луна…
Получается не очень внятно. Попытаюсь поэтому изложить наглядно: на моем северо-востоке лежал мой труп. Это зрелище вызывало бы умиление, если бы не огнестрельные дыры в груди, предплечье, бедре, перекошенный рот и стекленеющие глаза. Честное слово, я сам себе был противен! «Беретта» остался в моей руке. Судя по кровавым выплескам на стене, по крайней мере одна пуля прошла навылет. Это меня нисколько не утешило – сразу стало ясно, что парень, которого звали Макс, уже не жилец.